Артур Кларк - Свидание с Рамой [Город и звезды. Свидание с Рамой]

Мы мало знаем о своих примитивных предках — только то, разве, что они были существами с очень коротким жизненным циклом и что они, как ни странно, могли размножаться без помощи электронных блоков и синтезаторов материи.

В ходе сложного и, по всей вероятности, неконтролируемого процесса ключевые начала всякого человеческого существа сохранялись внутри микроскопических клеточных структур, воспроизводимых в теле человека. Сам метод, однако, не имеет для нас никакого значения потому, хотя бы, что от него отказались на заре самой Истории…

Человеческое существо, как и любой другой материальный объект, может быть описано матрично — в терминах его структуры.

Матрица любого человека, и особенно та матрица, которая точнейшим образом соответствует строению человеческого мозга, является невероятно сложной. И тем не менее природа умудрилась вместить эту матрицу в крохотную клетку, столь малую, что ее нельзя увидеть невооруженным глазом…

Все, что в состоянии совершить природа, может сделать и человек, хотя и на свой лад. Мы не знаем, сколько потребовалось времени, чтобы решить эту конкретную задачу. Быть может, на это ушло миллион лет, но что такое миллион лет? В конце концов наши предки научились анализировать и хранить информацию, которая в микроскопических деталях характеризует любое человеческое существо, и научились это использовать для того, чтобы воспроизводить оригинал…

Я знаю, Олвин, что все это тебе интересно, но я не в состоянии рассказать в подробностях, как это делается. Как именно хранится эта информация, не имеет значения, важна лишь она сама по себе. Она может сохраняться в виде слов, написанных на бумаге, в виде переменных магнитных полей или как определенным образом расположенные электрические заряды. Человек использовал все эти способы ее консервации, но также и многие другие. Достаточно сказать, что уже задолго до нас он умел сохранять себя или, если выражаться более точно, сохранять бесплотные матрицы, по которым ушедших людей можно было снова вызвать к существованию…

Все это ты знаешь. Именно таким способом наши предки даровали нам практическое бессмертие и вместе с тем избежали проблем, возникающих одновременно с устранением смерти… Прожить тысячу лет в оболочке одного и того же тела — срок достаточно большой для любого человека. В конце такого периода воспоминания стискивают разум и он жаждет только одного — отдохновения… либо возможности начать всё сызнова… Пройдет совсем немного времени, Олвин, и я стану готовиться к уходу из этой жизни. Я тщательно просею свои воспоминания, редактируя и вымаривая из сознания те, которые мне не захочется сохранить. Затем я войду в Зал Творения через ту дверь, которую ты еще не видел. Это дряхлое тело перестанет существовать — так же, как и само сознание. От Джизирака не останется ничего, кроме целой галактики электронов, вмороженных в толщу какого-то кристалла…

Я буду спать, Олвин, спать сном без сновидений. И затем, однажды, быть может, через сто тысяч лет — я осознаю себя в новом теле и повстречаю тех, кого изберут на роль моих опекунов. Они будут заботиться обо мне, как заботились о тебе Эристон и Итания, потому что сперва я ничего не буду знать о Диаспаре и мне неведомо будет, кем и чем я был прежде. Воспоминания об этом постепенно возвратятся к концу периода моего младенчества, и на их основе я начну возводить здание нового цикла своего существования…

Такова схема наших, сменяющих друг друга, жизней. Все мы уже побывали в этом мире много, много раз, хотя, поскольку периоды несуществования различаются, надо думать, в соответствии с законом случайных чисел, каждое нынешнее население города уже никогда не повторяется с совпадением на все сто процентов. У нового Джизирака будут и совсем другие новые друзья, и новые интересы… Однако старый Джизирак — ровно такая его часть, какую мне заблагорассудится сохранить, — все же будет существовать…

Я понимаю, Олвин, над чем ты сейчас задумался. Тебе хочется узнать, когда же и ты сможешь вызвать на поверхность памяти воспоминания о своих прежних жизнях, как это уже делают твои товарищи по играм…

Таких воспоминаний нет, Олвин, поскольку ты — единственный в своем роде. Мы пытались скрывать это от тебя так долго, как только могли, чтобы ни единое облачко не затмило твоего младенчества, хотя я-то думаю, часть правды тобой, должно быть, уже угадана. Пять лет назад мы и сами не подозревали об этой правде, но теперь не осталось никаких сомнений…