Отто Гайль - Лунный перелет

— Ну что, кряхтишь, мой дружок из Америки? — спросил он шутливым, почти ласковым тоном.

Томми долго смотрел на своего противника. Понемногу лицо его оживилось, и к нему стала возвращаться способность речи.

— Ладно, — сказал он. — Я, значит, победил?

Андерль расхохотался.

— Если ты мог еще терпеть, то почему же ты выключил мотор?

— Стойте, — вмешался Ганс Гардт, — никто из вас не выключал. Испытание кончилось вничью. Вопрос лишь в том, кто лучше перенес давление.

Томми посмотрел на Андерля, у которого был такой свежий, здоровый вид, словно ничего не произошло.

— Протестую, — крикнул он так громко, насколько ему позволили силы. — Тут что-то неправильно.

— Ты что сказал? Мы что, жулики? Кто — Гардт или я?..

С быстротой молнии Андерль схватил руку Томми и так ее прижал, что тот упал на колени. Это произошло столь быстро, что Гардт не успел ничего предпринять.

— Отпусти его, Андерль! — закричал он гневно. — Что это пришло тебе в голову!..

— Кто выносливее, — спросил рассвирепевший Андерль, — он или я?

Гардт должен был скрыть улыбку. Томми был так беспомощен в громадном кулаке Андерля, что при всем желании нельзя было решить вопроса в пользу американца.

— Мистер Бигхед, — сказал он, когда Андерль выпустил американца, — испытание кончилось вничью, желаете повторить?

Томми застонал.

— Нет, — сказал он, повернулся и ушел.

Так победил Андерль, но Томми стал его ожесточеннейшим врагом.

Наконец наступил долгожданный день старта. Ганс Гардт настоятельно просил Томми Бигхеда держать в полной тайне день, назначенный для старта, во избежание каких-либо осложнений. Но все же это стало известно, и утром 8 февраля площадь старта была окружена киносъемщиками, корреспондентами и просто любопытными, которые прорывались сквозь ограждавшую площадь проволоку, чтобы посмотреть на корабль вблизи. Но стража, поставленная заблаговременно Томми Бигхедом, зорко следила за репортерами и бесцеремонно удаляла всех, кто не запасся пропуском.

Сам Томми не мог спастись от интервьюеров всех стран и народов; перед его домом стояли длинные очереди любопытных репортеров.

Андерль весь день возился с машиной. Он лишний раз внимательно осмотрел и испытал отдельные ее части и позаботился о том, чтобы тщательно взвешенный багаж и продовольственные запасы были надлежаще размещены по пассажирским кабинам ракеты.

Контрабандным путем ухитрился он захватить с собой небольшую клетку с желтой жалобно чирикающей канарейкой. Он знал, что Гардт нежно любит эту птицу и в часы досуга охотно прислушивается к ее пению.

Гардт и дядя Алекс провели свой последний день на Земле, катаясь в маленькой лодке по озеру.

Молча смотрели они на покрытые снегом горы и леса и безмолвно прощались не только с горами и лесами своей родины, но и вообще с матерью-землей, с воздухом и теплом, с царством людей.

Что ждет их в ближайшие часы и дни? Успех или гибель?

Суждено ли будет им еще вдыхать воздух Земли, чувствовать под ногами траву полей, запах расцветающей весны, — или же ждет их смерть в мраке и холоде страшного одиночества?

Ганс Гардт стряхнул с себя сентиментальное настроение, которое грозило охватить его в часы прощания с Землей.

— Должно удастся! — прошептал он и взглянул на часы.

Между тем, у старта скопилась огромная толпа. Собравшиеся здесь с часами терпеливо ожидали грядущего события, вытягивали свои шеи, стараясь что-нибудь увидеть, но при всем желании ничего не видели, кроме солидного навеса, под которым скрывался корабль.

Из-под навеса шли рельсы, которые по железнодорожной дамбе поднимались к холму, расположенному на востоке.

Уже смеркалось, когда Ганс Гардт прибыл, наконец, на площадь старта. Вместо с ним в автомобиле сидели доктор Александр Гардт, Томми Бигхед и директор Кампгенкель.

У Томми Бигхеда было странное выражение лица. Он все время молчал, изредка улыбался, словно задумав какую-то остроумную выходку. На обращенные к нему вопросы он давал рассеянные и бессвязные ответы.

Тихий шепот пронесся в толпе, когда автомобиль проехал через ограждение.

Андерль, в обычном своем костюме, подошел к Гардту и вытянувшись перед ним, сказал:

— Готово!

Гардт поблагодарил его и направился к навесу, ярко освещавшемуся прожекторами.

Тут находилась мощная машина. Это был огромный, имеющий форму сахарной головы, металлический корпус, усеянный круглыми окошками и кончавшийся спереди слегка притупленным носом. На заднем краю, между рулями устойчивости зияло отверстие главной большой трубы.