И. Окстон - Всемирный следопыт, 1926 № 09

Рано утром несколько человек из состава экипажа, работавших непрерывно со дня отлета из Кингсбай, попытались немного заснуть. Они забрались в спальные мешки из оленьих шкур и расположились в узком коридоре, устроенном в киле корабля. Но холод, шум моторов и постоянная ходьба людей по коридору мешали сну.

12 мая в 7 ч. утра мы достигли так называемого «полюса холодов», до того считавшегося недоступным. Обозревая сверху с дирижабля эту до сих пор никем не открытую область, мы поняли, почему до нее иначе, как по воздуху, было невозможно или очень трудно добраться.

Никаких водных каналов во льду не было. Лед был страшно нагроможден и исковеркан. Казалось, какие-то сказочные великаны вели здесь войну, бросаясь ледяными глыбами друг в друга. Даже те из нас, кто были настроены самым приключенским образом, не могли в душе не порадоваться, что попали сюда на дирижабле, а не отправились пешком.

На 86° с. ш., на полдороге между Кингсбай и мысом Барроу, мы при поверке обнаружили, что из захваченных нами 6½ тонн газолина мы израсходовали 4½ тонны. Кроме того, мы попали в густой слой тумана. Как делали и раньше, — попытались подняться выше, что нам и удалось. Мы могли видеть тень нашего дирижабля, отраженную на поверхности тумана. К сожалению, это зрелище нас нисколько не радовало, так как наше положение становилось весьма опасным. Моментами оно казалось более, чем опасным. Тут еще прибавились трудности с нашим радиоаппаратом. Рамм был расстроен до последней степени, что не мог посылать своих депеш газетам. Мальмгрен был в отчаянии, что прекратилось поступление метеорологических бюллетеней, которые были теперь нужны более, чем когда-либо. Кроме того, мы не могли также получать радиосигналы о своем местоположении, которые для нас теперь имели огромное значение.

Расстройство в работе радиостанции было вызвано отчасти атмосферными электрическими разрядами, а частью — обледенением висевшей под нашей кабиной антенны в 150 м. длиной. Затем покрылся льдом и воздушный винт нашего радиогенератора. По мере удаления от Шпицбергена радиосигналы ослабевали, и все же они были достаточной силы для расстояния в 1.600 километров. Но теперь даже метеорологические бюллетени со Ставангерской станции перестали поступать, и вся наша превосходная радиосигнализация вдруг оказалась для нас бесполезной.

Последние метеорологические бюллетени, переданные нам с Аляски, сообщали о, повидимому, устойчивом циклоне, бушевавшем над Беринговым проливом. Мы пробовали, но тщетно, связаться с какой-нибудь станцией на Аляске. Все наши позывные сигналы оставались без ответа. Впоследствии мы узнали, что большие станции на Аляске пытались установить с нами связь, но не слыхали наших сигналов. Попытки очистить ото льда радиоаппарат тоже были без пользы.

Полет наш, тем временем, продолжался своим чередом. Поднимавшийся все выше и выше туман принудил нас забраться на высоту почти 830 метров. Благодаря просветам там и здесь в сплошной стене тумана мы могли снова убедиться, что никакой земли под нами не имелось, а был лишь один лед, однообразный сплошной лед.

Трудности, с какими нам приходилось бороться, росли с часу на час. Плывшие на большой высоте облака закрыли небо и производство метеорологических наблюдений стало невозможным. Только магнитный компас и точно проведенные изогены помогали нам продолжать полет в определенном направлении.

К вечеру наше положение еще более ухудшилось. Мы спустились ниже и попали под снегопад. Пришлось подниматься снова, но наш воздушный корабль отяжелел от насевшего на него снега. По просьбе Нобиле, Мальмгрен стал следить за ходом образования льда, чтобы видеть, какой высоты лучше держаться.

Мы попробовали было подняться выше облаков, но попытка эта нам стоила потери большого количества газа. Много опаснее была ледяная корка, нароставшая на моторах воздушного корабля и пропеллерах. Куски ее отбрасывались на оболочку дирижабля, пробивая последнюю. Каждый из нас сознавал наше критическое положение, и мы понимали, что переживаем опаснейшие минуты за весь полет.

В это время мы находились в 200 милях от побережья Аляски. До этого мы смотрели вниз на лед с своего удобного места скорее глазами исследователей, собирающихся делать наблюдения и писать заметки. Теперь же, когда отверстий в оболочке дирижабля появлялось все больше и больше, это рассматривание льда приобретало совсем иной характер, так как приходилось считаться с возможностью вынужденной посадки и последующего затем странствования пешком до берегов Аляски.