Михаил Зуев-Ордынец - Всемирный следопыт, 1929 № 09

Вдруг ветер утих. Гребни страшных мутно-зеленых волн снизились. Я вздохнул. Антон улыбнулся.

— А солнечник здесь! — указал он на оттопырившуюся у груди куртку.

Игнат высунул голову (он накрывался сетями) и испуганно оглянулся.

— Черпайте воду! — заорал он.

Рыбаки отчаянно гребут. Рулевой кивнул головой.

— Выливай воду. Сейчас ветер силу наберет. Выливай пожалуйста.

Через десять минут примчался ветер, яростно теребя море за пенные макушки волн.

Поздно вечером мы подъехали к мысу Бурун-Табие. Ураган стих. Черно-бархатное небо улыбнулось сверкающими звездами. Я с Игнатом едва выползли из баркаса — без шапок, мокрые как рыбы. Антон бодро ступил на камни, прижимая за пазухой sevs faber’a.

— Sevs faber! Солнечник пятнобокий!.. Ах ты, паразит несчастный!

Руки Антона шлепались о бедра, о поясницу и не уставали взлетать в воздух.

— Ирод ты этакий!..

Я скромно молчал. Рыба воняла отвратительно. Чешуя и кожа расползались, когда в нее тыкали пальцем.

— Когда я был на Кольском полуострове, — заявил Игнат, выждав паузу Антоновых стенаний, — я видал, как приготовляют рыбий жир. Прежде всего бочки, солнце, никакой соли и много рыбы.

Антон застонал еще больше:

— Брось трепаться, дура кольская! Тоже еще выискался путешественник! Ты лучше обмозгуй, что наделал этот паразит несчастный.

Антон выразительно ткнул в мою сторону пальцем.

— Я понятия не имею, и Игнат не имеет. А кто рыбу испортил?..

— Ну тебя!

Антон плюнул и быстро вышел из лаборатории. Игнат сокрушенно вздохнул.

— Будет он теперь плакаться в тряпочку. Как это тебя угораздило?

Я развел руками.

— Ничего не понимаю. Я взял обычный состав: двадцать частей морской воды, двадцать — глицерину и шестьдесят — спирту. Все это я в достаточной дозе впрыснул в рыбу, обмазал ее глицерином и спрятал временно в вате… Кстати, щиповки, — я их за неделю до солнечника препарировал. Сейчас посмотрим… Вот.

Я развернул вату во втором ящике. Маленькие полосато-пятнистые рыбки лежат в вате как живые — блестящие, упругие. Я еще раз развел руками.

— Удивительно!

Игнат равнодушно взглянул на щиповок, поковырял их палкой и пробормотал:

— Стоит со всякой дрянью возиться! Сварил бы уху, и ладно.

Я возмутился:

— Ты, Игнат, не понимаешь. Ты охотник, а мы натуралисты. Ты убиваешь и ешь, а я с Антоном изучаем…

— Изуча-а-аем! — передразнил Игнат. — Мучаете вы, а не изучаете. Антон меня перебил, а то бы узнал ты, как на Кольском полуострове я изучением занимался. Два года потом рыбы в рот не брал.

— А что?

— А то… Треску несоленую в открытых бочках держат на самом солнцепеке. Рыба гниет и жир наверх пускает — чистенький, желтенький… А вокруг вонь… Тьфу!

Легкий предвечерний ветер залетел в открытое окно лаборатории, нырнул в ящик с злополучной рыбой и ударил зловоньем в мои ноздри. Великие открытия делаются случайно и по вдохновению. Я подозрительно взглянул на Игната.

— Мне кажется, что ты на прошлой неделе заходил сюда.

Игнат по простодушию не подозревал гениальной мысли, которую я полной чашей почерпнул в своем мозгу.

— Был, — согласился он. — Мы все втроем тогда едва приползли сюда после бурной ловли…

Следствие пошло быстро.

— Мы с Антоном вышли позаботиться о кофе… — продолжал я.

— ?!

— Как только захлопулась за нами дверь, ты взял бутылку с надписью «спирт»…

Игнат покраснел.

— А потом благополучно выпил содержимое, слегка разбавив этой жидкостью, — указал я на бутылку с надписью «Aqua destillata» [20] Дестиллированная вода. .

Игнат смущенно потупился. Я почувствовал величайший приступ гнева.

— Перелил в глотку весь наличный запас спирта и не потрудился сознаться в преступлении! Ты буквально спрятал «концы в воду», то-есть подлил в опустевшую бутылку из-под спирта дестиллированной воды!..

Игнат молчаливо кивнул головой.