В. Чаплыгин - Всемирный следопыт, 1930 № 06

— Пословица говорит: «Не режь от того куска, за который мулла зубами ухватился» — скупо улыбнулся Мухамед. — Но наш мулла на это дело не пойдет, трус! Напугали мы его. А подозреваю я другого человека. Об Арке Клычеве слышал?

— Басмач Канлы-Баш! — встревожился Немешаев. — Еще бы не слышать! О нем даже у нас в Ташаузе известно. Это верный кандидат на виселицу, если не сорвавшийся уже с нее. Он ведь, кажется, из шайки Шалтай-Батыря?

— Говорят, что так. Канлы-Баш четыре месяца в нашем ауле безвыездно живет. Зачем, а? Вот ему — прямая выгода стравить туркмен с узбеками, а когда дело дойдет до побоища — вмешаться и обчистить при помощи Шалтай-Батыря обе враждующие стороны. Эге!.. — тревожно поднялся вдруг Мухамед. — Начни говорить про чорта, увидишь его рога. Вон он катит!..

С ближайшего бархана длинной ногайской рысью, брызгая пылью из-под копыт, спускался серый айгыр (жеребец). Всадник, одетый в халат из грубой ткани и опоясанный веревкой, сидел в седле с той нарочитой небрежностью, которая присуща только матерым кавалеристам.

Увидав Мухамеда и Немешаева, басмач свернул в их сторону и остановил жеребца возле крыльца школы. Спрыгнув с цветного киргизского седла, Канлы-Баш сунул под потник руку — не горяч ли конь, можно ли расседлать — и лишь после этого привязал айгыра надежным степным узлом к саксауловому кусту.

— Ишь как коня заморил, все жилы дрожат! — сказал осуждающе Семен Кузьмич. — И где его черти носят, и чего он вынюхивает?

Покачиваясь на кривых ногах истого номада, Канлы-Баш подошел к крыльцу и опустился на корточки.

— Ас- салам-алейкум, — буркнул неприветливо басмач.

Мухамед не ответил и отвернулся демонстративно. Немешаев же откликнулся насмешливо.

— Здорово, пехлеван [7] Богатырь. !

Басмач или не понял или не обратил внимания на насмешку. Лицо его, молодое и дикарски выразительное, было устало, а в глазах Канлы-Баша залегло, как показалось Семену Кузьмичу, болезненное раздумье.

Басмач Арка Клычев, по прозвищу Канлы-Баш, не принадлежал к племени туркмен-иомудов, населявших аул Сан-Таш. Иомуды были для него чужаками. Канлы-Баш вел свой род от неизвестного мелкого племени, от одной из тех крошечных племенных брызг, которые, утратив свое родовое единство, влились небольшими группами в основные туркменские племена.

— Ну как же быть, уртак? — попрежнему, не обращая внимания на басмача, продолжал Мухамед прерванный разговор. — Ничего мы с тобой не придумали? А время идет, время — враг! Скоро вон та курица, — указал он на квохчущую наседку, рывшуюся в пыли, — перейдет в брод наши арыки. Беда близка, уртак!

Канлы-Баш поднял голову, вслушиваясь напряженно в слова Мухамеда. А когда тот кончил, басмач перевел взгляд на курицу, которая скоро будет переходить в брод сан-ташские арыки.

И вдруг наседка эта, истерично заквохтав, бросилась в сторону. Цыплята ватными комочками понеслись в панике за матерью.

В яме, вырытой курицей, что-то ярко и красочно блестело.

Мухамед одним прыжком слетел с крыльца и поднял блещущий предмет, перепугавший курицу. Это был старинный изразец, фигурный кирпич из обожженной глины, покрытый сверху слоем цветной эмалевой глазури. А по глазури разбежались отчетливые, словно сию минуту вышедшие из рук мастера узоры: цветы, фантастические животные, человеческие фигурки, наивные по выполнению, а для современного глаза даже и карикатурные.

— Какова работа? — протянул Мухамед изразец Немешаеву.

— Н-да, — удивился равнодушно Семен Кузьмич. — Довоенного качества!

— Именно довоенного, — улыбнулся Мухамед, — так как этот кирпич был изготовлен до войн… Тамерлана и Чингиз-хана. Ему не менее тысячи лет. А ты посмотри, уртак, какая свежесть. На глазури ни одной трещинки, как будто кирпич вчера только вышел из печи. Это говорит о том, что коэффициент расширения глазури был в точности равен коэффициенту расширения глиняного черепка.

— Ну, понес теорию! — отмахнулся недовольно Семен Кузьмич. — Ты скажи лучше, как попал он сюда?

— Этот изразец из города Пяпш-Дяли-хана! — произнес вдруг по-туркменски глухой гортанный голос.

Мухамед и Немешаев удивленно оглянулись. Канлы-Баш протянул руку к изразцу и повторил упрямо: