— Семен Семенович, а где Птуха? — обратился Косаговский к своему бортмеханику. — Что-то я редко вижу его на аэродроме!
«Форд» примчался на аэродром.
— Федор сегодня свободен, — ответил механик. — Видишь, Голодуев работает!
— Красавица-птичка! — с откровенным восхищением сказал Раттнер, жадно втягивая носом приятный и свежий запах эмалита [1] Лак, которым покрывают крылья самолета.
.
Он распахнул дверцы кабинки, окинул хозяйским глазом два притороченных курносых «Максима», ящик с ручными гранатами и, не утерпев, снова восхитился:
— Не подумаешь, что кабина самолета! Салон-вагон прямо! Ведь уже спят, едят в кабинах!
— Погоди, скоро и клопов разведут, — буркнул раздраженно борт-механик, злясь на упорно не запускавшийся мотор.
Это было так неожиданно, что все расхохотались, а Косаговский, желая выручить переконфузившегося Раттнера, предложил ему:
— Сходим-ка в контору, позвоним в Лиственничное относительно погоды. Ну, на перегонки, кто-кого!
Раттнер с удовольствием припустился за приятелем.
Из Лиственничного, прибрежного села в истоках Ангары, ответили, что туман над озером рассеивается и что уже виден хребет Хамар-Дабан на противоположном берегу Байкала. Успокоенные приятели снова вышли на аэродром. И тотчас же услышали песню. Кто-то догонявший их, аккомпанируя себе на гармошке, пел разудало:
Валенки, валенки,
Неподшиты, стареньки!..
— Да ведь это Птуха? — удивился Косаговский, оглядываясь.
Шлепая по лужам, их действительно догонял Федор. Он был в новеньком бушлате с ярко надраенными медными пуговицами. Матросская бескозырка хлопала по воздуху черными ленточками. А на околыше горела четкая золотая надпись: «Прыткий». Косаговский знал, что Птуха в редких, особо торжественных случаях облачался в свое былое морское обмундирование, и удивился, откуда это он идет.
Птуха выкинул лихое коленце и, пробежав пальцами по ладам гармошки, снова затянул:
Неподшиты, стареньки,
Все дырявы валенки!..
Тут он увидел Раттнера и Косаговского — и смолк. Затем перебросил гармошку на ремне через плечо и, приложив руку к околышу, крикнул не совсем твердо:
— Здрау желау, товарищи командиры!
— Наклюкался, смоленая пятка? — спросил строго Раттнер.
— Это верно, дифферент на нос есть! — ответил, поблескивая лукаво глазами, Птуха. — У кумы на именинах был! И угостила вежливо, и с собой дала, — указал он на узелок, зажатый под мышкой. — А вам хиба завидно, товарищ военком? Надо же погулять коли-нибудь работящему человику?!
— Гулять-то гуляй, а дело помни! — невольно улыбнулся Раттнер. Слишком смешон был нос Федора, пылавший факелом. — Иди-ка, да проспись!
— Дело мы завсегда помним! Вот и теперь прибегаю до вас с вежливой просьбой. Слышал я, что вы в Танхой летите! Так просю, возьмите и меня в тую антономию [2] «Антономией» зовут в Прибайкалье автономную Бурято-Монгольскую республику.
.
— Чего ради без толку таскаться? — отмахнулся Косаговский. — Я и бортмеханика не беру с собой.
— А меня возьмите, — настаивал Птуха. — Я гадюк — «лесных дворян» буду рубать на великий палец!
— Иди домой, Федор! — сказал резко Косаговский.
— Есть итти домой! — ответил покорно Птуха, снова прикладывая руку к шапке и, повернувшись на каблуках, пошел, но не к воротам аэродрома, а к самолету Косаговского, и вскоре смешался с мотористами.
Оглянувшись на самолет, Раттнер увидел, как туго подавшийся пропеллер наконец завертелся. Послышался будоражащий рев мотора, сыпавшего огненные искры в предрассветную синь. Самолет упруго дрожал, работая на малом газу. Прогрев мотор, борт-механлк затушил его и, выпрыгивая из пилотской кабинки, крикнул Косаговскому:
— Валяй, Петрович, как часы работает!
— Спасибо, Семен Семенович — ответил летчик. — Сейчас мы трогаемся.
— Ну? Полетели? — шагнул нетерпеливо к самолету Раттнер.
— Погоди одну минутку, — загородил ему дорогу Косаговский. — Слышал ли ты о харахаихе? Нет, конечно? Ты ведь в Иркутске всего лишь два месяца.
— А что это такое? Злой дух Байкала?
— Да, пожалуй, что злой дух Святого Моря, — к удивлению Раттнера совершенно серьезно ответил Косаговский. — По вине харахаихи много трупов было выброшено на берег Байкала. Харахаиха — это свирепый норд-норд-вестовый шторм. Харахаиха падает, именно падает с гор, с такой силой, что сбрасывает с берега в воду огромные камни, людей, животных, даже строения. Был однажды случай, когда этот бешеный ветер выбросил на берег пароход с пассажирами.
Читать дальше