Алекс Бор - Ах, прица-тройка, перестройка! (фрагмент)

По всей видимости, именно обсуждением личных проблем и занимались сейчас девушки из 25-й группы. Я хорошо видел, что Ленка Зверева что-то рассказывает сидящей рядом с ней Леночке Корниловой и Маринке Федосеевой.

Вероятно, что-то смешное, потому что через короткие промежутки времени Леночка и Маринка прыскали. Лицо Ленки Зверевой при этом оставалось совершенно невозмутимым. Танька Кедрина о чем-то увлеченно беседовала со своей подружкой Светкой Шепиловой. Ленка Хрусталева что-то писала.

Словом, все были при деле.

Наконец секретарь комсомольского бюро кончила читать свой доклад. Вопреки моим ожиданиям, окончание доклада не было встречено бурными продолжительными аплодисментами, переходящими в несмолкаемую овацию. В аудитории раздался вздох облегчения - словно паровоз спустил пары.

Докладчица аккуратно сложила листочки своей шпаргалки и степенно сошла с трибуны, заняв место во главе стола президиума, рядом с Кузькиным.

- Кто-нибудь хочет высказаться по существу вопроса? - спросил ВЯК, не вставая.

Ответом ему было гнетущее молчание. Высказываться по существу вопроса никому не хотелось. Большинству присутствующих хотелось поскорее завершить это скучное мероприятие, именуемое комсомольским собранием, и заняться куда более важными делами.

- Значит, прений по докладу открывать не будем, - резюмировал Кузькин. - Тогда переходим ко второму вопросу повестки дня. Слово имеет...

- Погодите! - раздался звонкий девчоночий голос рядом со мной. Это была первокурсница, читавшая что-то античное. - Я хочу сказать...

- Мы уже перешли ко второму вопросу, - торопливо заметил Кузькин, которому, видимо, тоже хотелось поскорее все закончить.

- А я хочу сказать, что... - не унималась девушка.

- А этот как народ решит, - демократично прервал первокурсницу Кузькин, справедливо полагая, что уставший народ будет целиком на его стороне.

Однако когда поставили вопрос на голосование, выяснилось, что народ не оправдал ожиданий Кузькина, и слово первокурснице было предоставлено.

Кто мог знать в тот момент, что это решение перевернет жизнь всего факультета!..

Девушка осторожно, стараясь не побеспокоить меня, протиснулась между моим стулом и задним столом и вышла за дверь, покинув "десятку". Но не навсегда. Спустя несколько секунд она снова оказалась в аудитории, войдя через другую дверь, ближайшую к президиуму. И, быстро перебирая полными длинными ногами, более чем наполовину открытыми мини-юбкой, подошла к трибуне.

- Я хочу сказать вам вот о чем, - начала длинноногая первокурсница. - Я сейчас на первом курсе... Я на факультете два месяца... И я думаю... То, что нам сейчас прочитали по бумажке, нельзя воспринимать всерьез... Это не отчет комсомольского бюро, это... Не знаю, как сказать...

- Не знаешь, так заткни фонтан, - крикнул кто-то с места.

- Тише, товарищи! - сказал Кузькин. - Продолжайте, - это относилось уже к девушке.

- Да, я хочу сказать... Я здесь новый человек, учусь всего два месяца...

Но мне кажется... Не только мне... Нам кажется, что на факультете отсутствуют нормальные человеческие отношения между студентами и преподавателями... Здесь царит неприятная, душная атмосфера... А в докладе говорится о сотрудничестве между администрацией и студентами... Но это только на бумаге...

- Короче, Склифосовский, - снова раздался чей-то выкрик с места. Еще кто-то оглушительно свистнул. Кузькин постучал карандашом по стакану с водой.

- Продолжайте, - проговорил он, - если, конечно, вам есть что сказать.

- Мне есть что сказать, - резко бросила девушка, развернувшись всем телом в сторону президиума. - Я вот что хочу сказать: с первого дня нам твердят о перестройке. Но это только слова. Пустые слова. И в "Слове" тоже одни слова. Но мы все видим, что у нас нет никакой перестройки! Филфак это застойное болото! Вот что я хотела сказать...

Закончив, девушка выскочила из-за трибуны, словно боялась, что за ней погонятся, и стала пробираться на свое место через всю аудиторию. Видимо, запамятовав от волнения, что путь на трибуну лежал у нее через коридор.

Впрочем, девушка не прогадала. Несколько рук протянулось ей навстречу, и на все она ответила пожатием. Видимо, у нее были единомышленники... В "десятке" поднялся шум, который, впрочем, никак не относился к возмутительнице спокойствия. Все шумели, потому что надоело битый час сидеть без движения и требовалась небольшая разрядка.

Девушка вернулась на свое место, сияя от радости. И снова ей пришлось пожимать протянутые руки.