— Одного из моих пророков, — повторил господь бог.
— Он не желал склониться передо мной, и я пытал его четыре дня и четыре ночи, пока он не умер… Более того, о господь! Я богохульствовал. Я присвоил себе твои прерогативы.
— Присвоил себе мои прерогативы, — повторил господь бог.
— Я заставил воздавать себе божественные почести. Нет такого греха, которого бы я не совершил! Нет такого злодеяния, которым я не осквернил бы свою душу. И под конец ты, господь, покарал меня!
Бог слегка повел бровями.
— И я был убит в сражении. И вот я стою перед тобою, достойный самой жестокой кары в твоем аду. Я не дерзаю лгать, не дерзаю оправдываться перед лицом твоего величия и возвещаю о своих беззакониях перед лицом всего рода человеческого.
Он умолк. Я хорошо разглядел его лицо. Оно показалось мне бледным и грозным, гордым и странно величавым. Я невольно вспомнил Сатану Мильтона.
— Большая часть сказанного взята с надписи на его обелиске, — молвил ангел, который следил по книге, водя перстом по странице.
— В самом деле? — не без удивления вымолвил тиран.
Тут бог внезапно наклонился, взял этого человека и посадил его себе на ладонь, словно для того, чтобы получше рассмотреть. Человечек казался лишь темной полоской на середине его длани.
— Он действительно совершил все это? — спросил господь бог.
Ангел провел десницей по книге и молвил как-то небрежно:
— До известной степени это так.
Взглянув опять на человечка, я обнаружил, что его лицо странным образом изменилось Он смотрел на ангела глазами, полными ужаса, схватившись рукой за голову. Куда девались его царственное величие и дерзкий вызов?
— Читай, — промолвил господь бог.
И ангел читал, раскрывая перед нами во всех подробностях жизнь этого злодея. Слушая его, мы испытывали чисто интеллектуальное наслаждение. В его отчете встречались, на мой взгляд, несколько «рискованные» места. Но небеса, конечно, имеют на это право…
6
Все смеялись. Даже у пророка всевышнего, которого подвергал пыткам этот изверг, появилась на устах улыбка. Великий злодей на поверку оказался смешным, ничтожным человечком!
— И как-то раз, — продолжал ангел с улыбкой, возбудившей наше любопытство, — он объелся и пришел в скверное настроение, — и вот…
— О, только не это! — завопил изверг. — Никто на свете об этом не знает. Этого никогда не было! — визжал он. — Я был дурной человек, можно сказать злодей. Я совершил немало преступлений, но я не способен на такую глупость, на такую чудовищную глупость…
Ангел продолжал читать.
— О господь! — взмолился злодей. — Не надо им об этом говорить! Я готов покаяться! Просить прощения…
И злодей начал неистово прыгать на длани господней, горько плача. Внезапно им овладел стыд. Он кинулся в сторону, собираясь спрыгнуть с господнего мизинца. Но, быстро повернув свою длань, господь остановил его; тогда он бросился к отверстию между большим и указательным пальцем, но большой палец прижался к ладони. А между тем ангел все читал и читал, а злодей метался взад и вперед по ладони, потом вдруг повернулся к нам спиной и юркнул в рукав господень.
Я ждал, что господь выгонит его оттуда, но милость божья беспредельна.
Ангел остановился.
— Да?! — сказал он.
— Следующий, — ответил бог, и, прежде чем ангел успел назвать имя, на ладони уже стояло обросшее волосами существо в грязных лохмотьях.
7
— Как! Разве ад в рукаве у бога? — спросил мой сосед.
— А существует ли вообще ад? — спросил я в свою очередь.
— Я все глаза проглядел, — сказал он, стараясь, признаться, рассмотреть в просветах между ногами ангелов, — но что-то нигде не вижу небесного града.
— Ш-ш-ш, — прошептала, сердито нахмурившись, маленькая женщина, стоявшая возле нас. — Послушайте, что поведает нам сей великий святой!
8
— Он был владыкой земли, а я был пророком бога небесного, — вскричал святой, — и, глядя на меня, дивились смертные! Ибо я, о господи, познал всю славу твоей райской обители. Мне наносили удары ножом, загоняли под ногти лучины, сдирали полосами мясо со спины, но все муки, все терзания я с радостью переносил во славу господню!
Бог улыбнулся.
— И под конец я пошел еле прикрытый лохмотьями, весь в язвах, и смрад исходил от меня, но я объят был святым рвением.
У Гавриила вырвался смешок.
— И я лег у ворот тирана, — продолжал святой, — как некое знаменье, как живое чудо…
— Как некая мерзость, — промолвил ангел и начал читать про святого, не обращая внимания, что тот все твердил об отвратительных мучениях, которым он себя подвергал, чтобы обрести блаженство рая.
Читать дальше