Светлана Тулина: Воображала

— Сожалею, но Виталий Павлович просил передать, что не видит смысла продолжать процедуры, за последнее время улучшений не зафиксировано, так что ничем больше не можем вам…

Камера, продолжая движение, делает разворот к дверям, двери раскрываются…

Двери раскрываются, на них накладываются другие раскрывающиеся двери — другие двери другого кабинета.

Старик за столом (высокий, худой, нескладный), все время смущенно хмыкает:

— Сожалею, что вы… хм… проделали такой… хм… путь…

Выбивает пальцами дробь на столешнице.

Пока он говорит, камера делает быстрый объезд кабинета, на секунду задерживается на девочке у окна.

Девочка смотрит в окно. Окно выходит на Дворцовую площадь, вид немного сверху, этажа с четвертого. Вокруг Александрийского столпа — шумный митинг. Бьются транспаранты, конный отряд блюстителей порядка пытается прорваться сквозь толпу. Камера меняет фокус, теперь резко видно стекло, мутно — панораму. По стеклу бегут крупные капли — на улице идет дождь.

На улице дождь. Капли бегут по стеклу.

Молодой женский голос говорит на не очень твердом, излишне правильном русском:

— Мы были бы рады, но правила устанавливаются не нами, и если вероятность благополучного исхода менее тридцати процентов…

Камера меняет фокус. За окном (видно, что это первый этаж) — старая улочка маленького европейского городка, угол ажурной решетки, старый фигурный фонарь, лепнина на стенах.

Камера отъезжает.

Девочка по-прежнему смотрит в окно, она и одета почти по-прежнему — платье, хоть и другого фасона, но тоже оранжевое. Камера делает объезд кабинета, явственно направляясь к дверям. Цепляет Конти и молоденькую, очень серьезную девушку за столом. Девушка продолжает говорить:

— Существует еще Совет Учредителей, и если вы обратитесь лично, может быть…

Но камера уже в очередном коридоре.

Движение нарастает, пока еще очень медленно, почти незаметно. Вдоль стены сидят какие-то люди, они оборачиваются, отвлекаются от своих дел, на лицах — все те же страх и нездоровое любопытство.

Новый кабинет.

Девочка (со спины) сидит на высоком белом стуле с ажурной спинкой, ее ноги в белых колготках и светло-голубых туфельках далеко не достают до пола. Рядом с ней — маленький юркий человечек в белом халате и с гривой таких же белых волос. Он вертит сухонькими ручками ее голову, мнет лицо, поворачивает, приподнимает, щупает кожу. Ему для этого даже не приходится наклоняться. Наконец, поднимает голову, пожимает плечами:

— Боюсь, что не могу вам ничем…

(Все это — очень быстро, камера только успела объехать их с девочкой вокруг и вновь устремилась к дверям, окончания слов уже не слышно).

Вновь коридор, движение убыстряется, лица у стены почти сливаются.

Лица — другие.

Но выражение на них — то же самое…

Снова кабинет.

Профессор с бородкой разглядывает черные пластинки рентгеновских снимков, складывает их в стопочку, кладет на стол, руки у него жесткие, с твердыми пальцами. Говорит что-то по-немецки, коротко и отрицательно. Пожимает плечами.

Лицо у него отстраненно-скучающее.

Крупным планом — снимки.

К ним тянется пухлая рука.

Камера отъезжает назад.

Но не делает попытки устремиться к двери.

И вообще, в этом кабинете есть что-то необычное. Может быть — то, что Конти сидит на стуле (до сих пор его показывали только стоя).

Может быть — раскрытые окна, в которые врывается слабый шум прибоя — окна выходят прямо на пляж, по которому разбросаны какие-то беседки, скамейки, зонтики и шезлонги, а чуть подальше — еще пара одноэтажных домиков. Может быть — сам врач, толстый китаец неопределенного возраста.

Или то, что этот китаец улыбается…

По контрасту с Конти, одетым в темно-серый костюм при галстуке и накрахмаленных манжетах, на китайце что-то легкое и легкомысленное (белые полотняные брюки и майка с короткими рукавами).

Китаец откладывает снимки. Пожимает плечами. Продолжает улыбаться. Голос у него мягкий и слегка виноватый:

— Я врач, а не Господь Бог…

Но движения к двери не возникает, этому мешает доносящийся из окна смех и шум прибоя. Звуки вдруг становятся громче, привлекая внимание, камера переходит на окно и девочку (со спины).

Девочка смотрит в окно.

За окном — пляж, море, солнце. Несколько загорелых молодых людей играют в ручной мяч. Шум прибоя и смех становятся несколько тише.