Светлана Тулина - Воображала

Тонкие холеные пальцы крупным планом. Бархотка с костяной ручкой полирует покрытый бледно-голубым лаком ноготь. Еще более крупный план — ноготь отполирован до зеркального блеска, в его похожей на елочный шарик поверхности отражаются размазанные искорки. Фокус меняется, сосредотачиваясь на этих огоньках, они приближаются, становятся четче, распадаются на отдельные фрагменты (ногти и бархотка, соответственно, расплываются, исчезая из кадра). Теперь в кадре — перевернутое и деформированное отражение приемной — странно изогнутые лампы дневного света на потолке, перекошенное окно, искривленные панели стен.

Звук открываемой двери, шаги, радостный голос Воображалы:

— … Вы знаете, я еще ни разу не бывала на засекреченной военной базе! Это так интересно!..

Четыре исковерканные фигуры проходят мимо окна, изображение переворачивается, и камера успевает поймать их спины прежде, чем за ними захлопывается дверь.

Шум прогреваемых турбин. Помещение, напоминающее кают-компанию, — круглые иллюминаторы, круглые столики и кресла, ножки привинчены к металлическому полу, ковровая дорожка. Переборки, выступающие от стенки метра на полтора, делят салон на своеобразные небольшие отсеки — столик, четыре кресла, телевизор на угловой полочке. В поле зрения камеры наискосок — один из таких отсеков и часть другого. Три кресла пусты, в четвертом вертится Воображала — трогает обивку, выглядывает в иллюминатор, крутится, болтает ногами, восторженно сообщает скучающему у перегородки спецназовцу:

— Я никогда не летала на спецсамолете! Здорово, правда!?

Спецназовец не отвечает, смотрит мимо.

Рев турбин усиливается, салон начинает слегка дрожать. Входит один из тех, что заходили к Воображале в кабинет — бритый с каменным лицом. Он садится в кресло напротив Воображалы, защелкивает пряжку ремня, поднимает на Воображалу взгляд — тяжелый, неодобрительный.

— Я в первый раз лечу на военном самолете! — радостно сообщает теперь уже ему Воображала. Он не отвечает на ее улыбку, говорит без выражения:

— Пристегнитесь.

Воображала хмыкает, достает из-за спины два ремешка с пряжками, крутит их и с торжественным выражением лица защелкивает замок.

Щелчок очень громкий, металлический, больше похожий на лязг захлопнувшегося капкана. Впечатление это усиливается тем, что из спинки и подлокотников стремительно выдвигаются металлические захваты и с быстрым пощелкиванием смыкаются, приковывая Воображалу к креслу от пяток до шеи. Спецназовец у входа передергивает затвор автомата. Турбины взревывают в последний раз, и гудение их становится равномерным, дрожание корпуса прекращается. Прикованная к креслу Воображала выворачивает голову, пытаясь посмотреть одновременно на бритоголового в кресле и охранника у переборки (в момент трансформации кресла переборка становится сплошной, окончательно отгораживая находящихся в отсеке от остального мира). Говорит восторженным шепотом, недоверчиво:

— Это похищение, правда!?

Лицо у бритоголового по-прежнему каменное, спецназовец смотрит в сторону. Улыбка Воображалы становится еще шире, в голосе — ликующее предвкушение:

— Класс!!! А глаза мне завязывать будут!?

Ровный гул турбин, свист рассекаемого воздуха. Немного снизу — летящий самолет необычного внешнего вида (немного скошенные крылья, нечто неуловимо-военное). Серое небо, белые стремительные полосы проносящихся мимо облаков. Сквозь треск помех слышен голос пилота:

— … Выходим из зоны облачности… Повторяю — коридор Б-12 курсом на…

Его перекрывает восторженный голос Воображалы:

— Представляете, меня еще ни разу не похищали! Это так здорово!..

Мужской голос с тоской:

— Да дайте же ей наконец эскимо, может, заткнется!?.

— Я не люблю мороженое без кофе и фисташек! Здесь есть фисташки?

Небо. Рваные облака. Военнный самолет.

И — три три сближающихся инверсионных следа.

Пока еще — далеко.

Растерянный голос пилота:

— Ракеты… Ничего не понимаю…

В отдаленный гул турбин вплетается тонкая визжащая нотка, становится явственнее, усиливается.

— Нас обстреливают да? Меня еще никогда…

Мужской голос с отчаянием:

— Дайте же ей, наконец, кофе!!!

Резкая прерывистая сирена тревоги. Ее перекрывает вопль пилота, в его голосе больше раздраженного изумления, чем мы страха:

— Ракеты, чтоб им сдохнуть!!! Они что там — все с ума посходили?!!