Светлана Тулина - Воображала

У Конти очень усталый вид, и чем большим энтузиазмом разгорается Врач, тем большая безнадежность проступает в выражении лица самого Конти. Наконец он поднимает голову, морщится, глаза у него совсем больные.

— Это была случайность, — говорит он устало. — Я просил без зеркал, а они перепутали номера… Какая опасность, о чем вы? Тоська хорошая девочка. Послушная. Вы же ее совсем не знаете…

Врач ощетинивается, как рассерженный кот. Нависает над столом, шипит:

— А вы сами-то ее знаете, да? Можете с чистой совестью дать гарантию, что ее способности не будут обращены во зло? Молчите?! Скажите откровенно, вам за эти годы ни разу не было страшно?..

Конти молчит, опускает голову, кладет подбородок на сцепленные пальцы. Крупным планом — его глаза.

Тихая «Воздушная кукуруза» сменяется дребезжанием музыкального автомата, гулом неясных голосов, приглушенным звоном стекла.

Камера отъезжает, и видно, что теперь Конти несколько моложе и без усов. Он сидит у стойки бара на высоком крутящемся табурете, перед ним — наполовину пустой стакан. На соседнем табурете сидит мужчина лет сорока, вроде бы и прилично одетый, но весь какой-то помятый. Помятый пиджак висит, как с чужого плеча, жеваный галстук сбился на сторону, рубашка перекошена и даже лицо словно только что достали из бака с приготовленным в стирку бельем и решили еще денек поносить. Все равно никаким суперсильным порошком не отстирать с него вечно недовольное выражение записного нытика, так чего напрягаться? Он и сейчас ноет, выбрав Конти в качестве собеседника и нисколько не смущаясь абсолютной его безучастностью — лишь бы ныть не мешал.

— … такие засранцы, просто вылитая мамочка, и все время — дай, дай, дай! Словно я их печатаю! Гадство вечное, и без того весь день эта нудиловка, шеф скотина, все ему не так, другие — что, лучше, что ли?! Так нет же, выбрал мальчика для битья! Все видят, что я добрый и безотказный, вот и пользуются. Домой идешь, думаешь — отдохну! Как же, размечтался! Дома то же самое, мамаша ее — стерва, так и строит из себя великомученицу, что я ни сделаю — все в штыки… А хабалка эта, моя дражайшая… Тоже — та еще… Нет, чтобы поговорить о чем-то, в кино там сходить… стерва!.. Вечно в бигудях и халате, и все время жрет, и куда в нее столько лезет! И все время так смотрит, словно я — насекомое. И детей своих так же воспитала, они меня и в грош не ставят! Целый день ради них пашешь — и хоть бы спасибо сказали, хоть бы поговорили с папочкой по-человечески! Нет, только — дай! Наушники напялят — и разговаривай сам с собой, пока не свихнешься. Так и сидишь весь вечер, в телек уткнувшись…

Над стойкой висит небольшой телевизор. На экране идет шоу-конкурс на «Мисс Чего-то там», много музыки, ярких красок, красивых улыбающихся девушек в купальниках. Сначала они даны мельком — ни лиц, ни фигур толком не разобрать, лишь сияют одинаковые голливудские улыбки, но потом одна приближается, занимает собою весь экран.

Выбранная девица мелькает в разных ракурсах — в фас, в профиль, в полный рост…

Быстрая трель «Воздушной кукурузы».

Голос Воображалы спрашивает с интересом:

— Она тебе нравится?

Камера отъезжает от телевизора, который стоит на фигурной подставке в большой гостиной первого этажа дома Конти. Конти смотрит конкурс на очередную мисс, развалившись в огромном мягком кресле, забросив ногу на ногу и покачивая шлепанцем. Макушка пальмы достает почти до середины окна, молодой рыжий кот лениво точит о ее ствол когти. Воображалы не видно.

Конти задумчиво выпячивает подбородок, оглядывая девицу на экране. Говорит:

— Да-а… Тут ты права, экземплярчик, что надо!

— Ты хотел бы такую? — спрашивает Воображала быстро и с какой-то странной интонацией.

Эта интонация заставляет Конти развернуться — резко, вместе с креслом.

Воображала сидит прямо на темном пушистом ковре, ей лет девять. Рядом с ней, у самой стены, стоит одна из «мисс», та самая, с экрана — в позе манекена, с голливудской улыбкой, в купальнике, с лентой-номером через плечо. Продолжая улыбаться с очень тупым выражением на кукольном личике, делает книксен.

Конти стонет сквозь зубы, говорит, сдерживаясь:

— Тося, я уже давно не играю в куклы, даже в такие большие и красивые. Куклы не интересны даже тебе, а уж я-то тем более давно не ребенок…

— Большая кукла — большому мальчику? — пробует пошутить Воображала, вопросительно улыбаясь, но Конти не принимает тона, говорит холодно: