Ана Хит - Агент СиЭй-125 - до и после

– Люблю я всё же этот МГУ, – тихо и даже как-то таинственно сказал он.

Я была счастлива и про себя подумала: «Здорово, был здесь всего несколько раз, а уже успел проникнуться любовью к этому великому храму науки».

– Что именно ты имеешь в виду? – с затаённой гордостью поинтересовалась я, искренне желая услышать о причинах его любви и скромно отметить, что для меня это – обычная каждодневная жизнь.

– Люблю…, потому что в МГУ воздух пахнет спермой, – задумчиво и романтично сказал Арик.

Такого ракурса любви к МГУ мне в голову до тех пор не приходило. Я не знала, как реагировать – то ли принюхаться, то ли задуматься? Меня распирал хохот, и пока Арик вдыхал наш МГУ-шный воздух, я не могла перестать смущённо хихикать.

Так вот, пришла я в гости в общежитие на улице Вавилова сообщить Арику, что через три дня назначена встреча с консульским работником. Мы попили чай, поболтали. По поводу моего предстоящего интервью Арик был настроен не очень оптимистично, но сказал, что у него есть знакомая американка, которая работает в другом отделе посольства; он у неё разузнает, что она думает по этому поводу. На том и порешили.

Через день в МГУ появляется мрачный Арик, разыскивает меня и говорит:

– Моя подруга сказала, что тебе ни за что нельзя идти на приём в посольство с этим же паспортом, если в твоём семейном статусе ничего не поменялось. Точно будет отказ, ни один работник консульства не изменит решения своего коллеги, а чем больше отказов ты соберёшь, тем безнадёжнее будет когда-либо получить визу. Так что лучше езжай в Ереван.

Я приуныла, задумалась, но всё же решила пойти. Арик, уверенный, что я получу отказ и мне будет плохо, вызвался пойти со мной – поболеть и поддержать. Сразу стало как-то веселее; плюс ко всему в день интервью шёл проливной дождь, а у Арика был зонтик.

В назначенное время я зашла в здание посольства, а Арик остался ждать у входа. Меня завели в зал, где сидело множество людей, получивших отказ. На лицах – страдание, ощущение безнадёжности: кто-то не мог выехать к детям, кто-то – к родителям. По очереди называли фамилии, люди подходили к одному из трёх окошек и уходили с новым отказом. Многие плакали.

И вот настал мой черёд. Я подошла к своему окошку. На сей раз мне повстречался довольно приветливый, улыбчивый, явно доброжелательный человек. Не дав ему рта раскрыть, я со скоростью и напором пулемётной очереди стала объяснять, что в Ленинграде произошло недоразумение, в результате которого, трудно поверить, уму непостижимо, но меня не пустили в Америку только потому, что я не замужем. Не замужем, но в двадцать шесть лет кандидат физико-математических наук из МГУ! Не замужем, но папа – первый и долгое время единственный из всего социалистического лагеря член редакции самого престижного журнала по радиобиологии «International Journal of Radiation Biology»! Не замужем, но дед – член не только советской, но и итальянской Академии! Не замужем, но приглашал меня не какой-нибудь уехавший отсюда тухлый родственник, а настоящий высококачественный американец, окончивший Гарвардский и Колумбийский Университеты и работающий в престижной юридической фирме Нью-Йорка! Всё сказанное я подтверждала аттестатами, дипломами, бланками, бумажками. Бедный человек еле успевал перевести с одной бумажки на другую растерянный взгляд, который, однако же, по мере поступления новых сенсационных сведений становился всё мягче и мягче, а на лице постепенно проступало выражение благоговейного восторга.

– А вы будете там работать? – приветливо спросил он, когда я замолчала, закончив демонстрацию своих документов.

Я знала, что туристы права на работу не имеют, но придерживалась мнения, что всегда лучше говорить правду. Доказать, что я не хочу остаться в Америке, я всё равно не смогу, так как на лице моём крупным, жирным шрифтом написано: «Я ОЧЕНЬ ХОЧУ ОСТАТЬСЯ В АМЕРИКЕ». Посему мне представилось более разумным доказать другое, а именно, что даже если я и останусь, большого вреда Америке от этого не будет, даже наоборот, Америка расцветёт пышным цветом и наконец-то займёт подобающее ей место в мировой культуре.

– Буду работать, причём с удовольствием, но только и только, если смогу законно поменять тип моей визы на рабочую, – нагло заявила я своему интервьюеру, при этом физиономия моя искренне излучала проникновенный американский патриотизм.

К моему удивлению, услышав явно нетрадиционный ответ, посольский работник буквально просиял. Он взял телефонную трубку, с кем-то связался и стал что-то долго на недоступной для моего понимания скорости рассказывать по-английски. Потом он послушал, что говорят ему, сказал: «She is charming!» (наконец, хоть до кого-то дошло!), повесил трубку и улыбнулся настоящей американской улыбкой.