Александр Редьков - Здравствуй, алкоголик! или Путь в бездну и назад

Десять дней из жизни были вычеркнуты. Мы пили по-чёрному. Я напивался за весь прошлый год и из этих десяти дней мало что помню. Потом три дня приходил в себя. Поехал домой – и сразу к врачу. Ещё на год закодировался, и только потом – домой.

Жена на меня посмотрела, а я вру, что, мол, работы много было, устал очень. И снова пошла трезвая семейная жизнь. Только желание выпить было во много раз сильнее, чем в предыдущий, «сухой», год. Во много раз сильнее! Родилась дочь. От радости и восторга я прыгал до потолка. И, пока жена в роддоме, быстренько раскодировался – решил попить с мужиками дня три-четыре. А потом, перед тем как жену с дочкой забирать, хотел закодироваться снова.

Эти дни я вообще не помню. Помню только то, что открываю глаза, а передо мной – жена, и плач детский где-то рядом. Сама из роддома приехала. Она меня видела в таком состоянии впервые.

Квартира была загажена – ходили в ботинках, курили в комнате. Я снова врал, что на радостях напился, что вообще первый раз в жизни, что больше не буду. На следующий день – бегом к врачу, на третью кодировку. Не пил два месяца. А желание такое выпить – хоть волком вой!

И вот гулял я как-то с дочкой моей на улице. Мороз трескучий, замёрз, а рядом с забегаловкой мои знакомые стоят. Увидели меня – обрадовались. «Замёрз?» – говорят и 150 грамм водки подносят. Я взял и выпил. Под кодом. А наплевать! Вон Виталий, у того же врача кодировался месяц назад, квасит – и живой! Короче, домой я в дочкиной коляске втихаря привёз литр водки, а с друзьями до этого ещё грамм четыреста выпил. Жена в шоке, а я опять вру, что, мол, 100 грамм всего, – друга встретил, день рождения у него. Жене надо было в магазин за продуктами и за чем-то ещё. И она оставила нас дома. Я – сразу за бутылку и за 10 минут два стакана по 250 грамм выпил. Дочка плачет в коляске. Я давай её раздевать от зимних вещей. Раздел, даже памперсы снял. Дома тепло, и я положил её на диван. Думаю, сейчас покурю на балконе и одену её – запеленаю. Курил – помню. А выпить опять охота. Я бегом не кухню. Ещё стакан себе налил, выпил… И все! Отключился! В себя приходить начал от громких криков и от того, что меня кто-то сильно хлещет по спине. Это была жена, а в квартире врачи скорой помощи. Я, пьяная свинья, в этот жуткий мороз дверь на балкон не закрыл, а дочка в комнате голенькая совсем на диване лежала. Я так спешил выпить ещё один стакан отравы этой, что про неё совсем забыл. А она замерзала там, пока я, пьяный, в тёплой кухне спал. Врачи её спасли. Благо жена скоро домой вернулась. Где-то минут через сорок, а дочь уже синеть начала и почти не дышала. Я их люблю очень, но после всего моя жена забрала ребёнка и ушла к матери. Я чуть не стал детоубийцей!

Вот она, водка проклятая, что с нами, её поклонниками, делает! Кодироваться больше не пойду. Отрезвею в «Оптима-листе» и пойду к жене. В ноги брошусь. Может, и не вернётся, но вдруг простит?

И. Н.

Поздравляю тебя, Человек, с новым открытием в твоей жизни! Друзей у тебя нет. Есть собутыльники. И мне плевать на то, что сейчас ты бросишься на их защиту: «Да как же так?! Да ведь они… Да ведь я без них… Да они меня понимают, поддерживают, уважают, любят, ценят, сопли мне вытирают, когда другие вытирать уже отказались. Спать дома у себя кладут на освободившееся от жены место, потому что моя законная уходить отказалась, а домой после встречи с друзьями уже не пускает…» Давай! Защищай! Ты имеешь на это право, оно твоё. И оспаривать твою точку зрения, а тем более право это отбирать я не намерен. Я просто констатирую факт. А поймёшь ты это сейчас или позже – разницы нет. Ты всё равно это поймёшь. Жизнь поможет. Обязательно поможет! Или заставит.

Друзей у тебя нет. Есть собутыльники. И это – факт. Я сам когда-то защищал их. Я сам бросался им на выручку всякий раз, когда они приходили или звонили. Правда, когда мне уж очень нужна была их помощь, то получал я её через раз, а то и вовсе не получал. Но по тогдашней скудости своего ума я оправдывал их: «Просто сейчас, в данный момент, они не могут мне помочь. Ну нет у них денег на бутылку, когда мне плохо. Сейчас нет! Но в следующий раз они обязательно откликнутся! Расшибутся, как это делал я, но выручат!» Моя наивность в отношении всех этих псевдодрузей иногда зашкаливала настолько, что, для того чтобы выручить «друга» и опохмелить, я занимал деньги у действительно хороших моих знакомых. А если монеты отсутствовали в моём кошельке, брал пойло и ехал к умирающему с похмелья «другу» и приводил его в чувство. Думая, что делаю важное для человека дело, и видя благодарность в его глазах, я, дурачок, поддерживал компанию и свято верил в то, что, как только он получит или заработает деньги, обязательно мне их отдаст, как обещал! Блажен, кто верует! Деньги мне не возвращали в подавляющем большинстве, мои долги росли, а я, будучи воспитанным в прекрасной семье, на примерах положительных литературных героев, и обладая гипертрофированным чувством долга, отдавал точно и в срок занятые у знакомых деньги из собственной зарплаты. А когда в один прекрасный день мой «кувшин» терпения и благотворительности переполнился и я в первый раз отказал «другу» сбегать за бутылкой на собственные деньги, меня назвали жмотом. А ещё сказали, что давно подозревали, что я такой, вот и проявилось моё истинное лицо! Знаешь, Человек, как мне было обидно? Это чувство невозможно описать словами на бумаге, оно жгло меня изнутри, разрывало пополам. Одна половина говорила мне, что я прав и давно уже пора скинуть со своей шеи десяток-другой «друзей», которые уже внаглую пользуются мной и моими деньгами. И раз за разом, приходя их просить, клятвенно обещают отдать завтра, послезавтра, но не отдают никогда. Другая половина, отягощённая пьяным сознанием, как бы ласково поглаживая меня по голове, говорила: «А как же ваша многолетняя дружба? Ты решил плюнуть на самое святое в жизни – своих друзей? И это в тот момент, когда им так нужна твоя помощь?» А помощь ли? А действительно ли хорошее дело я делал, бегая «друзьям» за бутылкой в трудный похмельный час – это раз; а действительно ли правильно я поступал, жалея их, отдавая иногда последние деньги и где-то глубоко в душе надеясь на их совесть и порядочность, – на то, что деньги они мне вернут, – это два.