Элин Сакс - Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении

Однако более типичным примером того, как люди с расстройством мышления появляются в средствах массовой информации, служит трагический пример Майкла Лодора. Как и я, Лодор учился в Йельском университете на юридическом факультете. В 1955 году, вскоре после выпуска, Нью-Йорк Тайме опубликовала статью, посвященную тому, как этот кто-то с шизоаффективным расстройством умудрился закончить лучший, по общему мнению, юридический университет страны. Лодор сказал в интервью Тайме, что «У Йельского юридического самая лучшая служба и инфраструктура поддержки психического здоровья во всей Америке». После выпуска он получил контракт на написание книги о своей жизни, муках и успехах.

И потом в 1998 году, по какой-то причине — никто не знает, по какой именно — Лодор перестал принимать лекарства. Когда его беременная невеста попыталась убедить его, что ему были необходимы как лекарства, так и, может быть, госпитализация, он зарезал ее около их кухонного стола.

Я долгое время размышляла о том, чтобы написать книгу о моей жизни, когда история Лодора стала достоянием публики. Я уже испытывала смешанные чувства о том, чтобы описать все это на бумаге. Душераздирающая история, случившаяся на другом конце страны, только усилила мои сомнения. Может быть, публичное откровение о моей болезни изменит то, как мои друзья, коллеги и студенты меня воспринимают. Может быть, когда они узнают правду, они будут думать, что я слишком хрупка или слишком страшна, чтобы доверять мне как профессиональному коллеге или близкому другу. Может быть, они поверят, что трагический агрессивный срыв неизбежен.

Однако, в конце концов, именно история Лодора убедила меня написать книгу. Неистовство в средствах массовой информации, окружавшее это историю, только добавило к мифу, который питает стереотип: что шизофреники агрессивны и представляют собой угрозу. В действительности подавляющее большинство шизофреников никогда никому не вредят; гораздо более вероятно, что они нанесут вред себе, чем другим.

Другой причиной, по которой я чувствовала себя вынужденной написать про свою жизнь — это дать людям надежду: диагноз психической болезни не означает автоматического приговора к блеклой и мучительной жизни, без удовольствий или радости или достижений. Я также хотела развеять миф, которого придерживаются многие профессионалы в области психического здоровья — что люди с серьезными расстройствами мышления не могут жить независимо, не могут работать с полной отдачей всех сил, не могут иметь настоящих друзей, не могут состоять в значимых, сексуально удовлетворяющих любовных отношениях, не могут жить богатой интеллектуальной, духовной или эмоциональной жизнью.

Медикаменты, без сомнения, сыграли центральную роль в управлении моим психозом, но то, что позволило мне найти смысл в моей борьбе — найти смысл во всем, что случилось до и во время моей болезни, и мобилизовать все силы, которые у меня были, чтобы жить богатой и продуктивной жизнью — это терапевтические беседы. Для людей с расстройством мышления не ожидается большой отдачи от этого способа лечения; разговорная терапия ориентирована на понимание и базируется на отношениях. Но мне она помогла. Может быть, и есть замена связи между людьми — двоих людей, сидящих вместе в комнате, один из которых может свободно говорить обо всем, что он думает и чувствует, и зная, что другой фокусируется на нем с участливым и вдумчивым вниманием — но я не знаю, что может быть такой заменой. Это, в самой сути своей, отношения, и для меня это было ключом ко всем другим отношениям, которые мне дороги. Часто я веду корабль своей жизни по переменчивым, даже угрожающим водам — мне нужны люди в моей жизни, которые бы мне сказали, что безопасно, что реально, и за что стоит держаться.

Я пишу также потому, что я знаю, что такое быть психически больной. И я знаю лучше большинства из нас отношение закона к пациентам с психическими расстройствами, унижение привязывания к кровати против нашей воли и принудительное пичканье лекарствами, о которых вы не просили, и о которых вы ничего не знаете, и в которых ничего не понимаете. Я хочу, чтобы это изменилось, и теперь я активно пишу и выступаю об этой вопиющей необходимости перемен. Я хочу принести надежду тем, кто страдает от шизофрении, и понимание тем, кто ею не страдает.

Теперь у меня есть в жизни практически все, чего я могла бы пожелать, но моя болезнь тоже взяла свое. Я потеряла годы своей жизни. Я упустила несчетное количество контактов — близких друзей, дорогих возлюбленных. У меня никогда не было детей. Я никогда не смогла испытать радость от работы в большой и известной юридической фирме, со сложными делами и чрезвычайно тяжело работающими талантливыми коллегами. Даже сейчас я не могу путешествовать так, как мне бы хотелось — спонтанно, неделями в незнакомых и новых местах. Я говорю по-испански, но я не могу поехать в Испанию. Мой лимит комфорта для поездок за город даже с Уиллом — это около четырех дней. Он угрожает поставить мне компьютерную программу «виртуальный офис», чтобы мы могли ездить, и все же я чувствую себя в безопасности в моем офисе в университете Южной Калифорнии. Работа — это одновременно моя отрада и мое зеркало — когда я теряюсь, кто же я, она здесь на КТУЛХУ странице, чтобы напомнить мне об этом; когда я вдали от нее, я теряю ориентацию.