Ксения Иваненко - Психические расстройства и головы, которые в них обитают

Перед тихим часом ко мне подошёл психолог и попросил рассказать о Савве. Что я знаю о нём?

– Расскажи, какой он?

– Он добрый, – вымолвила я, – а ещё он со мной играется.

Я больше не смогла сказать ни слова, я прислонила голову к стене и вспоминала, как Савва трепал меня по волосам как щеночка, называл кузнечиком и мы тёрлись носами. Носы-носы-носы-носы. У нас столько только наших слов и игр. Беспощадные детские игры насквозь ржавым ножом. Ножевое, согласился бы он на него за меня? Я бы собрала все ножи мира и вонзила их в себя, лишь бы он дал нам ещё один шанс.

До больницы я засовывала свою голову в удавку и мечтала, чтобы часть меня умерла. Я не понимала, как нам дышать врозь. Я хотела жить. Я мечтала умереть. Я точила нож и была уверена, что в самоубийственном акте все болезненные элементы меня будут уничтожены навсегда, а я смогу существовать независимо от порезанного тела, которое в совершенстве умело впитывать боль.

Даже в самые счастливые моменты наших отношений центральным мотивом моего существования выступала тема разлуки, оставленности, утраты. Я не могла позволить себе наслаждаться гармонией, я чувствовала, что рано или поздно всё это закончится, и спешила закончить это первой. Я сама разрывала отношения с Саввой, больше всего на свете желая быть с ним, до седых волос боясь остаться без него. Я выкидывала его вещи в окно, а наутро стояла на коленях и молила никогда от меня не уходить. Я обнимала Савву всем телом, заливала его кофту слезами и твердила, что люблю. Отрывалась от него и видела, как распух его нос, потому что вчера я его сломала. Я готовила ему ужин, а потом резала себе ноги, чтобы они никогда не ушли от Саввы. Я запрещала останавливать мне кровь и со всей силой била его по лицу. Он меня не слушал, терпел побои и пытался меня остановить. Тогда я начинала наносить удары кулаками по собственному лицу и биться головой об стену. Савва застывал в немом ужасе, оцепенев и не зная, что хуже: если я истеку кровью или если получу сотрясение мозга. Я делала новые разрезы на себе, не могла ими удовлетвориться и растягивала края раны. Кожа трескалась, обнажая красное мясо.

– Мне больно быть с тобой, мне невыносимо без тебя, – иногда я пыталась объяснить, что со мной происходит, – дай мне умереть. Позволь мне больше не чувствовать эту боль. Мне нельзя быть с тобой. Ты слишком хороший, живи без меня.

На улице я выбегала на трассу и бросалась под машину. Савва бежал за мной, выставив руку, говоря «стоп!» несущемуся транспорту, пока я лежала на асфальте, не в силах встать после удара. Он доносил меня до тротуара, а я твердила, что больше не смогу быть с ним.

Я засыпала дома вся в крови, наутро мы ехали в травмпункт, а потом Савва собирал свои вещи и говорил, что больше не может это терпеть. Я клялась, что это был временный приступ, что я всё это не всерьёз, что у меня другие мысли сейчас. Савва оставался. А потом всё повторялось.

С того времени, как мне исполнилось 13 лет, в хаотичном круговороте моих взаимоотношений с людьми одни персонажи сменялись другими, претерпевая умопомрачительные метаморфозы: люди, которые мне представлялись ангелами, вмиг представали исчадиями ада, добродетельные и достопочтенные мужи и жёны превращались в отпетых злодеев. Близкие люди из последних сил держали меня, висящую над пропастью, а мне казалось, что они подталкивают меня к роковому шагу. Срывы в отношениях приводили к тревоге, стыду, самоуничижению, депрессии и вовлечению в саморазрушительное поведение.

Можно было подумать, что в меня вселялся демон. Только в 24 года я узнала имя этого демона – пограничное расстройство личности. ПРЛ.

«Одна из центральных тревог индивида с ПРЛ связана со страхом разрыва значимых отношений, оставленности. С одной стороны, индивиды с ПРЛ не в состоянии сохранять и поддерживать стабильные отношения, и вся их жизнь, наподобие карусели, потерявшей управление, в бешеной круговерти вращается вокруг оси, заданной двумя полюсами: нахождение и расставание с партнерами. Они ужасно боятся остаться одни, при этом, как правило, у них совершенно отсутствует понимание, что отчаянные и полные драматизма попытки удержать партнеров по отношениям чаще всего только отталкивают близких людей. Часто именно в одиночестве они переживают сильно выраженные диссоциативные состояния деперсонализации/дереализации, переключения между диссоциативными состояниями» [Bateman, Fonagy, 2003; Howell, 2005; Zanarini и др., 2000].

Самой себе и людям вокруг я казалась экзотичным, безумным человеком, поведение которого невозможно предсказать. На самом же деле 10 лет своей жизни я действовала будто по учебнику.