Александр Подрабинек - Карательная медицина

Первым законодательным актом в отношении судебно-психиатрической экспертизы стал Указ Петра I с несколько, на наш взгляд, двусмысленным названием "О свидетельствовании дураков в Сенате". В соответствии с этим указом, в Сенате проводились освидетельствования дворян, уклонявшихся от военной и государственной службы. (С 1815 года освидетельствования стали проводиться в губернских центрах.)

По Указу Екатерины II, в 1773 году в каждой губернии было выделено по два монастыря (мужской и женский) для психически больных.

В 1776 году открываются дома для умалишенных в Новгороде, Екатеринославле и Харькове; в 1806 году - в Ровнах (Полтавской губернии); в 1852 году - в Симферополе, Херсоне, Одессе; наконец, 1-го июня 1869 года открывается Казанская окружная психиатрическая лечебница, часть ее - ныне знаменитый Казанский "спец".

Принцип неподсудности психически больных начал укрепляться в российской юридической практике с начала XIX века. Известен указ императора Александра I калужскому губернатору Лопухину: "На помешанных нет ни суда, ни закона" (1802 год). В проекте Уложения о наказаниях (1813 год) появляется статья :"Не вменяется в вину деяние, совершенное в безумии или сумасшествии...". Этими положениями было заложено начало института принудительного лечения, ибо, признав ненаказуемость психически больных, закон не оставлял общество без защиты от них.

После реформ 60-х годов XIX века с развитием земской медицины заметно возросли объем и качество психиатрической помощи населению. Правительство из государственного бюджета выделяло средства на строительство окружных психиатрических больниц. С развитием общей психиатрической помощи получил развитие и институт судебной психиатрии. В послереформен-ном суде, основанном на гласности, устности и состязательности судопроизводства, стало обязательным проведение в соответствующих случаях судебно-психиатрических экспертиз. Эксперт-психиатр представлял суду свое заключение ("скорбный лист"), но суд мог с ним и не согласиться. Это давало возможность суду (хотя и более демократичному, чем советский) действовать, исходя из интересов политики, а не справедливости. Однако мы не располагаем достоверной информацией о признании послереформенным судом здоровых людей психически больными из политических соображений. Конечно, отсутствие подобных прецедентов не означало полной согласованности правовых норм с практикой принудительного лечения. Вопрос о правовых аспектах принудительной госпитализации и правах психически больных поднимался, например, В.М. Гаккебушем на I съезде Русского союза психиатров и невропатологов, проходившем в Москве в 1911 году*.

В дореформенный период известен случай с известным русским мыслителем Петром Яковлевичем Чаадаевым (1794-1856 гг.). После публикации в 1836 г. в 'Телескопе" его первого "Философического письма" он был официально объявлен сумасшедшим**.

* "Общественные психиатрические больницы и криминальные больные". Доклад В.М. Гаккебуша на I съезде Русского союза психиатров и невропатологов. Москва, 1911 год.

** "Русские писатели". Биобиблиографический словарь. Москва, 1971, стр. 677.

"Чаадаевская история" произвела в свое время много шума. "Философическое письмо" было расценено властями как произведение антипатриотическое, направленное против складывавших-ся тогда концепций официальной народности. По словам С.С. Уварова, оно "дышит нелепою ненавистью к отечеству и наполнено ложными и оскорбительными понятиями, как насчет прошедшего, так и насчет настоящего и будущего существования государства"*.

Император Николай I, прочитав "Философическое письмо", наложил на докладе Уварова резолюцию, где в числе прочего сказано: "Прочитав статью, нахожу, что содержание оной смесь дерзостной безсмыслицы, достойной умалишенного...".

Исполнительная власть в лице шефа жандармов графа Бенкендорфа не замедлила всеподданнейше отреагировать на Высочайшее замечание.

Вот что пишет шеф жандармов московскому военному генерал-губернатору князю Голицыну: "В последне-вышедшем номере журнала "Телескоп" помещена статья под названием "Философические письма", коей сочинитель есть живущий в Москве г. Чеодаев, - перевирает Бенкендорф фамилию "преступника". Статья сия, конечно, уже Вашему Сиятельству известная, возбудила в жителях московских всеобщее удивление. В ней говорится о России, о народе русском, его понятиях, вере и истории с таким презрением, что непонятно даже, каким образом русский мог унизить себя до такой степени, чтоб нечто подобное написать. Но жители древней нашей столицы, всегда отличающиеся чистым, здравым смыслом и будучи преисполне-ны чувством достоинства Русского Народа, тотчас постигли, что подобная статья не могла быть писана соотечественником их, сохранившим полный свой рассудок, и потому, - как дошли сюда слухи, - не только не обратили своего негодования против г. Чеодаева, но, напротив, изъявляют искреннее сожаление свое о постигшем его расстройстве ума, которое одно могло быть причиною написания подобных нелепостей. Здесь получены сведения, что чувство сострадания о несчастном положении г. Чеодаева единодушно разделяется всею московскою публикою. Вследствие сего Государю Императору угодно, чтобы Ваше Сиятельство, по долгу звания вашего, приняли надлежащие меры в оказании г. Чеодаеву всевозможных попечений и медицинских пособий..."**