Александр Белов - Здоровье и долголетие. Исцеляющие методы В. В. Караваева

Витя неслышно вернулся в постель и зарылся головой в подушку. Он все понял. Его уже давно мучил сухой кашель, как-то появилась кровь. Но умирать ему не хотелось. Жизнь манила его солнечным ярким светом, пробивавшимся через плотные малиновые занавеси в комнату, запахом расцветшего жасмина под окном, молодой смолистой листвой старого тополя, росшего у их дома.

На следующий день, когда в доме все еще спали и солнце только-только коснулось своими ласковыми лучами деревянной покрашенной в розовый цвет стены, Витя сбежал из дома. Мать не слышала, как он ушел. Она провела бессонную ночь. Чтобы не разбудить домашних, она тихонько плакала, вытирая слезы комочком батистового платочка. Лишь под утро она заснула.

Витя оделся и на цыпочках вышел из дома. Он не знал, куда он пойдет. Ему было все равно. Но ему не хотелось оставаться там, где для него было все кончено и нужно было заниматься только одним: готовить новый домик — «гробик».

Он шел по проселочной дороге. Невдалеке потянулись перелески, солнце уже припекало. Витя укрылся от зноя под тенистым пологом леса. На краю поляны он увидел пасеку. Кто-то на ней работал в белой одежде. Витя хотел есть, его мучил кашель. Пасечник, еще крепкий старик, поднял голову и посмотрел на Витю. Витя подошел.

— Ну, что, малец, заплутал?

И тут совершенно неожиданно на глаза Вити навернулись слезы:

— Какой заплутал, умру я, дедушка!

— Что это ты, молодец красный, умирать собрался? Что за слезы?

— Врач сказал, что туберкулез не лечится.

— А ну постой, — дед скосил глаза куда-то вдаль, словно заглянул в какую-то ему одному ведомую книгу судеб, и, вернув взгляд обратно на Витино лицо, уверенно сказал:

— Дурак твой врач, до старости будешь жить!

У Вити мгновенно высохли слезы:

— Почем знаешь, дед?

— Знаю! Где живешь — то? Поди, матери скажи, что нашел травника, мол, он меня взялся полечить… А то мать-то волнуется.

Дед сдержал слово. Витя ходил на пасеку, помогал как мог старику. Тот поил его травами, подробно рассказывая, какая травинка чего лечит. Ходил Витя вместе с дедом и в сосновый бор, живицу собирал. Делали они надрезы на стволе сосен; в отщеп ставили картонные стаканчики. Туда за несколько дней натекала смолистая живица. Из нее дед выпаривал самопальный живичный скипидар и заставлял Витю вдыхать пары подогретого скипидара.

После двухчасовой ингаляции оба шли снова в сосновый бор, где дед учил Витю петь — надо было легкие разрабатывать.

— Да не ори ты, чувствуй мелодию, — поучал он подростка.

— А разве от мелодии болезнь пройдет?

— Пройдет еще как!

Они на два голоса пели все: и «Боже царя храни», и «Дубинушку», и «Разбойничков».

— Главное, не выходи из мелодии, веди ее, — поучал дед…

Болезнь отступила. И это было чудо. Ибо кавернозный двусторонний туберкулез, именно такой, какой был у Караваева, не лечится даже современной медициной.

Жизнь манила Караваева своей неизведанностью. Его интересовало буквально все. Он спешил жить. Вот он студент железнодорожного техникума — осуществилась его детская мечта стать машинистом, разобраться в хитросплетениях железнодорожных путей… Эти пути так похожи на судьбы людей.

Вот он посещает занятия в Рижском университете. Биология, медицина, философия — предмет его пристального внимания… Вот Караваев на занятиях йогой (она была чрезвычайно популярна в начале двадцатого веке в Риге, как и в других европейских столицах). Но более всего Караваева привлекает человек — тайна его бытия и происхождения. Зарождается человек в маленьком пузырьке, появляется на свет беспомощным, но растет, крепнет его тело — он становится взрослым… Потом тело стареет, и уходит человек за грань очерченного земного круга.

Откуда пришел человек: его душа? Куда он ушел? Для чего он посетил сей мир? Караваев пытается для себя отыскать ответ на эти вечные вопросы бытия.

«Караваев, да ты философ!» — запальчиво выговаривает ему веснушчатый паренек, его товарищ по университету.

Красивая девушка машет ему рукой среди песчаных дюн и изогнутых ветром сосен. «Витя!» — кричит она, но ветер уносит ее голос. Она смеется. Витя видит это. Вот они уже вместе. Ветер треплет ее мокрые волосы. Море шумит. Пена длинными волнистыми змеями извивается у их ног…

Караваев вовсе не был отшельником.

Однако причудливы и неисповедимы пути, уготованные Богом человеку в этом мире. Караваев поет в церковном хоре православного храма и чувствует, почти наверняка знает, что есть нечто большее, чем жизнь с ее привычными радостями. Есть то, что он впоследствии назовет Океаном Разума. И лишь совесть одна соединяет каждого человека с этим океаном.