Майкл Айлвин - Жизнь без границ. История чемпионки мира по триатлону в формате Ironman

Возможно, мои слова звучат как оправдание пассивности или даже слабости, но нет. Такого я просто не могла бы себе позволить. Сначала мои инстинкты независимой женщины заставляли бунтовать, на чем я ловила себя несколько раз в последующие месяцы. Затем стало ясно, что триатлету и без того приходится выносить физические и моральные испытания, которые приносят с собой тренировки и соревнования.

Чтобы улучшить результаты своих спортсменов, Бретт считал, что они должны передать ему ответственность за принятие всех стратегически важных решений. Другими словами, делать в точности то, что он говорит. Он часто сравнивал себя и нас с офицером и рядовыми и честно говорил, что его цель – промыть нам мозги, потому что он знает, что для нас лучше, а мы – нет. Но если ты привык быть хозяином самому себе, требуется много сил, чтобы безоговорочно кому-то довериться.

Во многом это было одним из самых страшных испытаний, через которые мне пришлось пройти. Наступила среда моей испытательной недели в Швейцарии, и идея стать профессионалом превратилась во вполне реальную перспективу. Бретт смотрел на меня в бассейне, на беговой дорожке и на велосипеде глазами тренера скаковых лошадей (которым он когда-то и был). Он говорит, что принял решение насчет меня еще в бассейне, в первое утро, но только после велосипедной тренировки в среду усадил меня, чтобы поговорить.

Бретт отправил меня и еще пару девчонок на тренировку в горы – нам нужно было ездить на велосипеде вверх и вниз по холмам. Каждый цикл занимал примерно семь минут, и было велено делать это в течение часа. Бретт не всегда посещает велосипедные тренировки, и ты начинаешь бояться, когда его белый «ситроен-берлинго» останавливается около тебя на обочине. Вскоре ты начинаешь подпрыгивать в седле, завидев любой «берлинго», а в Швейцарии их предостаточно! Завидев же Бретта в ту среду, я поехала быстрее. Я была новичком и хотела произвести впечатление. Тогда я не знала об этикете велотренировок, о том, что нельзя просто ускоряться и обгонять более опытных спортсменов, чтобы произвести впечатление на тренера. Да и, честно говоря, мне было наплевать на этот этикет. Мне и сейчас наплевать, несмотря на то что я уже о нем знаю. Бретт приехал, и к концу тренировки я обогнала девчонок на целый круг.

Подобные вещи не располагали других спортсменов к дружбе со мной. В ту неделю никто из девушек, кроме Лиззи, не был со мной приветлив, и (хотя было еще слишком рано, чтобы это заметить) в отношении меня нарастала неприязнь. Но Бретту это нравилось. В тот день он позвал меня к себе в квартиру.

Обогнав остальных девчонок на целый круг, я впервые поняла, что у меня действительно есть шанс, и Бретт это подтвердил. Но при этом он собирался наложить на меня значительные ограничения.

Он жил в квартире со своей женой-швейцаркой Фионой и двумя маленькими детьми. Квартира располагалась на четвертом этаже многоквартирного дома, и я тревожилась, поднимаясь по лестнице. К этому моменту я уже боялась его сильнее и лучше понимала положение, которое он занимал в мире триатлона, скольких чемпионов мира он подготовил. Было какое-то благоговение, с которым спортсмены говорили о нем.

Квартира была небольшой, но удобной, с открытой планировкой и видом на горы. Повсюду валялись детские игрушки. Бретт усадил меня на красный диван. С этого разговора и началась новая эра в моей жизни.

Я сказала «разговор»? С Бреттом это скорее монолог: ты слушаешь, и это не утомляет, потому что тебе редко есть что сказать.

– У тебя есть парень?

– Нет.

– Ты лесбиянка?

Это был один из наших первых обменов репликами, и он использовал прямой конфронтационный метод, который ему так нравится. У этой грубой манеры спрашивать была своя цель – он хотел узнать меня, если мы собирались работать вместе, и времени для реверансов в его мире и в мире успешного триатлета быть не могло.

«Мне кажется, у тебя есть физические данные, чтобы стать профессионалом, – сказал он, и я перевозбудилась от этого признания. – Но мне придется отрубить тебе голову».

Ой.

Моя проблема была в том, что я не могла расслабиться. «Ты бросаешься на все, как слон в посудной лавке», – сказал он.

С одной стороны, это было отлично. Он рассказал мне истории о парочке своих спортсменов, о важности этой агрессивности и слоновости. Он рассказал мне о Лоретте Хэропп, одной из его чемпионок мира, и о том, как парням не нравилось с ней тренироваться, потому что она разбивала их в пух и прах, оставляя «вмятины» на их эго. Он рассказал об Эмме Карни и о том, как та ссорилась с сестрой на тренировках. Однажды сестры бежали по кругу в разные стороны и, в конце концов, врезались друг в друга, потому что ни одна не хотела уступить другой дорогу. «Нужно смаковать борьбу, – сказал он. – Спорт – это война». И я вся ощетинилась. Мне хотелось быть такой, как Лоретта, такой, как Эмма.