Эдуард Басс - Команда Клапзуба

Наступило воскресенье. Хотя начало матча было назначено на пять часов, народ уже в полдень хлынул к стадиону. Люди теснились у входа, и в суматохе никто не заметил старичка иностранца, сидевшего в бараньей шапке, невзирая на испанскую жару, на тумбе возле дороги. Он покуривал трубку и поглядывал на двигающуюся толпу.

Еще никогда старый Клапзуб не был так озабочен, как сегодня. Он чуял в атмосфере что-то враждебное, коварное, но не мог понять, в чем дело. Ребята беззаботно гуляли — им-то что! Но сам он был как на иголках. В полдень старик принял решение. Ребят он запер в номерах гостиницы, чтобы с ними ничего не случилось, а сам отправился на разведку. Три креста не выходили у него из головы, но в чем тут дело, понять никак не мог.

Он сидел у дороги, смотрел на людей, и вдруг до него донесся шум и крики. Люди отбегали в стороны, теснились на тротуарах, а посреди дороги по направлению к стадиону двигались три кареты скорой помощи с красными крестами. Старый Клапзуб внимательно посмотрел на них, увидел три креста, подсчитал: одна, две, три кареты — сдвинул шапку и почесывал затылок, пока кареты не исчезли в воротах. Тогда он вынул трубку изо рта, сплюнул и пробурчал:

— Ах, черт возьми! Мерзавцы проклятые, вы значит…— и заморгал глазами.

— Да-да! — сказал он сам себе.— Такие черти на все способны. Миллион пропущенных голов… Хорошо, что я догадался, шакалы паршивые!

Вынув изо рта трубку, он выбил пепел, сунул трубку в карман и помчался сломя голову в гостиницу, стуча подковками башмаков.

Было ровно два часа дня, а в четыре за Клапзубами приехал автобус.

Обычно ребята ездили на стадион без багажа, но на этот раз Клапзуб стащил вниз по лестнице огромный чемодан, недавно купленный в Берлине; ребята даже не знали, что, собственно, в нем лежит. Слуга со швейцаром водрузили чемодан на крышу автобуса, ребята уселись, а старик, как обычно, устроился около шофера. Автобус зафырчал и покатил к стадиону. Старый Клапзуб повеселел было, но, как только по дороге увидел людей, которые, направляясь на матч, враждебно смотрели на его сыновей, не мог удержаться от проклятий и всю дорогу ругался.

Сыновья уже успели заметить странное настроение отца, но не могли понять, в чем дело. А теперь еще загадка: зачем этот огромный чемодан? На стадионе два служителя с трудом донесли его до раздевалки. Но старый Клапзуб молча ходил вокруг и только жмурился, как кот на солнце. А когда ребята стали раздеваться, он подошел к двери, ведущей в коридор, и запер ее, дважды повернув ключ.

Еще никогда ребята Клапзуба не одевались так долго, как в этот раз. Команда Барселоны уже давно вышла на поле, сорок пять тысяч зрителей ревели, кричали и свистели, судья с помощниками ходили как неприкаянные,— а клапзубовцев все не было. Наконец среди черной толпы перед клубом что-то забелело, мяч взлетел высоко в воздух, и появилась команда Клапзуба. Сорок пять тысяч зрителей сразу замолкли и тотчас же покатились со смеха. Испокон веков, с тех пор как существует футбол, еще не появлялась на футбольном поле команда в такой одежде, какая сегодня была на клапзубовцах. Ноги у них были толстые, как бревна, а кто их видел вблизи, сразу понял, что они забинтованы под чулками, как это делалось на заре футбола. На коленях красовались резиновые бинты, похожие на автомобильные шины. Бедра спереди и сзади прикрыты толстыми каучуковыми прокладками, какими пользуются игроки в регби. Плечи и руки до локтя также закрыты резиновыми панцирями. На голове у каждого резиновый шлем гонщика-мотоциклиста. Но комичнее всего выглядело их туловище.

Все клапзубовцы были ужасно пузатыми.

Да, у этих юношей, которых весь свет знал как самых стройных и проворных, животы стали огромные. Они словно заплыли жиром и походили на одиннадцать колоссальных арбузов на неуклюжих ногах. Барселонские игроки от удивления были вне себя. Алкантара подошел и незаметно стукнул Франтика по спине. Рука его тотчас отскочила.

На клапзубовцах были резиновые панцири, надутые воздухом. Их тела были недоступны.

Алкантара разочарованно повесил нос, и команда Барселоны начала игру в большой растерянности. Смущена была и барселонская публика. Только в средней ложе кто-то потихоньку хихикал: это был старый Клапзуб, который потягивал трубочку; от стараний сдерживать смех у него по щекам текли слезы.