Джейн Фонда - Прайм-тайм. После 50 жизнь только начинается

Другая метафора может проистекать из проблем, связанных с бедностью или насилием, либо с потребностью во всем быть первым, то есть с духом соперничества. Если вы из семьи, в жизни которой определяющую роль играл алкоголизм, возможно, метафорой вашей жизни станет какой-нибудь героический персонаж или клоун – две знакомые детям алкоголиков роли, преследующие их во взрослой жизни.

Поиск метафоры для истории любви может привести к духовному росту, обновлению, расширению самопознания, ощущению удивительной силы и к исцелению – ведь теперь ваша история становится частью всемирной истории.

Только тогда, когда я смогла представить свой жизненный путь как путешествие во времени в той или иной гендерной роли, я в возрасте шестидесяти двух лет ощутила в себе готовность приступить к мемуарам.

Как-то в мае 2008 года мы обедали у меня на чердаке в Атланте. Рядом со мной сидел мой брат Питер. Он, как и мой сын Трой и падчерица Симона, прилетел из Лос-Анджелеса вместе со своей дочерью Бриджит и ее трехлетним сыном Оливером. Мальчик сидел на полу, забавляясь игрушками моих внуков, пока они – девятилетний Малколм и пятилетняя Вива – сбрасывали подушки с балкона второго этажа, чтобы построить из них форт. Их мать, моя дочь Ванесса, сидела за столом, как обычно, сохраняя спокойствие и не обращая внимания на орущих детей. Как ни странно, на другом конце стола сидел Тед Тернер с одной из своих внучек, Элизабет, которую я очень люблю. Мы так давно не собирались вместе всей семьей, что я, не сдержав эмоций, произнесла тост за любовь, дружбу и связь поколений.

Причиной, из-за которой мы собрались вместе, была тринадцатая ежегодная акция по сбору денег для моей некоммерческой организации – Кампании за предупреждение подростковой беременности в штате Джорджия. Ее лейтмотив был таков: «Три поколения семьи Фонда в кинематографии». На следующий день всех нас в присутствии зрителей должен был интервьюировать Роберт Осборн, ведущий кабельного канала «Turner Classic Movies», мы собирались рассказать о своей карьере и закончить вечер, отдав дань уважения нашему отцу и дедушке наших детей Генри Фонда.

Но наградой мне было то, что собрался весь клан, отдельные члены которого в течение двух лет близко не общались со мной по причине еще не совсем разрешенных семейных «споров».

Мой семидесятилетний юбилей, случившийся годом раньше, подтолкнул меня к челночной дипломатии, принудив изменить ситуацию. Мне хотелось сказать «мы», и я знала, кого имею в виду. Я устала думать о том, что это слово не подразумевает мою родню. Я ненавидела себя за то, что никогда не видела своего внучатого племянника, сына дочери Питера; за то, что он не был знаком с моими внуками – его троюродными братом и сестрой; за то, что я никогда серьезно не говорила с Бриджит по поводу ее пятилетнего перерыва в съемках и не пыталась разобраться в том, что происходит с Питером. Мне казалось правильным, что к нашему клану присоединился Тед. На протяжении тех десяти лет, что мы прожили с ним, наши дети росли вместе, вопреки странным отношениям между двумя в культурном плане далекими друг от друга семьями. В моей семье все смотрели сквозь пальцы на татуировки, музыку в стиле хип-хоп и скромные сережки, тогда как в его доме царили хорошие манеры – «да, мэм, нет, сэр» – и военная муштра. После развода мы с Тедом договорились по возможности не разрывать сложившихся связей. Поэтому он был взволнован, услышав, что мы хотим собраться вместе, и выразил желание быть в числе приглашенных, точно так же, как захотел присутствовать на свадьбе моего сына.