Дмитрий Носов - Моя Борьба

Именно здесь я и пошел в первый класс. Никогда не забуду свою первую школу номер 209 на улице Грибоедова, недалеко от кинотеатра «Спартак». Оценок в первом классе нам не ставили – вместо них были такие значки – «звездочки». Сейчас моей дочери ставят «солнышко». И это правильно – детям нужно понимать, что добросовестный человек не останется без поощрения.

В первом классе нас приняли в октябрята. Мудрая система, правильная идеология – шаг за шагом, работая над собой, получая новые знания – из октябрят мы стали пионерами, потом – комсомол. Брали не всякого, обсуждали на собраниях: достоин ли, что сделал полезного.

В том же 1987 году, когда я пошел в школу, я начал заниматься в шахматной секции Дома творчества и юннатов. Находился он в непосредственной близости от дома, где мы жили, и в нем работало несколько разных секций. Можно было посещать кружки юных натуралистов, но я выбрал шахматы. Это была моя первая серьезная спортивная секция.

В следующем учебном году я перешел в новую школу. Во втором классе для меня наступил такой жизненный период, когда я стал «сложным ребенком». Это отразилось на моем поведении в школе.

Был у меня в классе один–единственный конкурент. Звали его Никита. Все девчонки в классе делились поровну: одна половина симпатизировала мне, другая – ему. Мы с ним крепко дружили, но и дрались отчаянно. Никита был физически все же чуть посильнее меня, но я никогда не сдавался, хотя драки всегда были ожесточенные.

Примечателен такой случай (о нем рассказывала моя мама – сам я его не запомнил). Подхожу я однажды к ней и спрашиваю: «Мам, у нас в школе есть один мальчик, он постоянно дразнится – что мне делать?» Мама ответила:

«Ну, если ты видишь, что он дразнится, как–то неправильно себя ведет, – дай ему сдачи!». Я удивился: «Мам, так он на три головы меня выше, он старше!». Мама непоколебимо ответила: «Ну и что? Если чувствуешь за собой справедливость, если ты видишь, что тебя намеренно обижают или притесняют, – надо проявить свой характер. Только в этом случае тебя будут уважать».

Эти мамины слова так запали мне в душу, что я и по сей день их вспоминаю и следую им, если это необходимо. И вам, кстати, рекомендую сделать это для себя правилом.

А еще через неделю случилось вот что. К моей маме пришла мать дразнившего меня мальчика и пожаловалась: «Ваш Димка избил моего сына!». Мама: «Вам не стыдно приходить с такими жалобами ко мне? Ваш сын на три года старше! Ваш сын пятиклашка, а мой только во второй перешел».

Ближе к концу второго класса у меня начались довольно ощутимые проблемы с поведением. Я, как это водится, вырывал страницы из дневника, если мне ставили очередную двойку за поведение, и думал, что родители, конечно же, не узнают. Продлилось это, к моему счастью (хотя тогда я, конечно, считал, что к сожалению), недолго – буквально месяц. Когда из страниц дневника вдруг исчезла добрая половина листов, когда он изрядно «похудел», а из школы начали поступать звонки родителям, они поняли: что–то не так. Все мои хитрости вскоре разъяснились – конечно же, мне жутко влетело, побеседовали со мной жестко и начистоту.

Сегодня я очень благодарен этому периоду: считаю, что все мальчишки должны через него пройти, – только тогда мы начинаем меняться в лучшую сторону, браться за ум. И после этого случая я снова вернул себе лидерство в классе, начал приносить домой пятерки. По поведению, кстати, тоже показатели подтянул. Интересно: а сейчас ставят оценки по поведению?

Вот так я и воспитывался в те годы – своей семьей, родителями, Ленинградом, его дворами, его духом. К слову сказать, жили мы в центре, на Литейном проспекте, дом 25. Там располагалось офицерское общежитие (сейчас этого здания уже нет). Только на нашем этаже размещалось двадцать с лишним семей, и на всех была одна общая кухня. Как бы дико это сейчас ни звучало, но душа вообще не было! Мыться ходили в баню. Сейчас я понимаю: условия, в которых мы жили, были далеко не сладкие. А тогда казалось, что все нормально, что так и должно быть. Да, тридцатиградусный мороз, да, ты идешь мыться в соседний двор в баню – ну и что? Зато жили все очень дружно.

Вот в такой атмосфере я и рос – в атмосфере самого настоящего советского детства. В общежитиях, в лабиринтах центра Ленинграда, в постоянных драках за право быть мужчиной. Все это воспитывало характер. И когда впоследствии я переехал в Москву, то по духу оказался сильнее всех своих ровесников.

Наступил 1989 год. Он тоже стал для меня знаменательным, и не только для меня, для всей нашей страны. С прилавков начали исчезать продукты. Я отчетливо помню, как на протяжении нескольких месяцев, ничего, кроме консервов (каких–то голубцов с непонятным кашеобразным мясом) в магазинах не было. Чтобы купить кусок замороженной говяжьей печени, нужно было отстоять многие часы в бешеных очередях. Продовольственный кризис ясно давал понять: горбачевская перестройка заработала на полную катушку. Полгода мы питались этими несуразными консервами и не знали, наступят ли в жизни чуть более сытые времена. Другим семьям повезло чуть больше: у них были свои огороды.