– Должен быть, Казн, – глядя прямо в глаза своему коллеге, произнес Бесков. – Именно за этим я к тебе и пришел. Давай пошлем всех этих политиков к чертовой матери и сыграем так, как нам наша спортивная совесть подсказывает.
– Хочешь сыграть ва-банк?
– Именно. Устал терпеть диктат этих сующих во все свой нос политиков. Мы же с тобой спортсмены и футбол для нас – это жизнь, а не политические игрища.
– Как хорошо ты это сказал, – улыбнулся Гурски. – Значит, играем по-честному, без дураков?
– До «кровянки», как говорили в моем детстве, – улыбкой на улыбку ответил Бесков.
– Что такое до «кровянки»?
– То есть, до первой крови – значит, по-настоящему, не поддаваясь.
– Договорились, хотя моим ребятам будет трудновато – мы почти полночи сегодня не спали.
– Почему? – удивился Бесков.
– Мы же в пансионате поселились, прямо на берегу Одры. И надо же такому случится, сегодня ночью там так громыхнуло и полыхнуло, что пламя стояло до небес. Яхта на Одре взорвалась – прямо неподалеку от нашего пансионата.
– Какая яхта – «Магнолия»? – от этого неожиданного сообщения Бесков даже отшатнулся от коллеги.
– Названия ее не знаю, но горела она до утра – пожарные с трудом потушили.
– А люди на яхте были?
– Говорят, что да – какие-то русские, приехавшие к нам на праздник. Эта трагедия у меня до сих пор перед глазами – всю ночь заснуть не мог.
Бесков стоял ни жив, ни мертв, буквально раздавленный этим сообщением. Еще вчера он был гостем на «Магнолии», а теперь, получается, те, с кем он так мило общался, погибли все до одного. И яхта стала их братской могилой.
– Что с тобой, Костя? – тронул тренера за локоть его польский коллега.
– Ничего, не обращай внимания, – вышел из короткого оцепенения Бесков. – Значит, договорились – бьемся по-настоящему.
Друзья пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны, вполне удовлетворенные итогом их недолгою разговора.
22 июля 1974 года, понедельник, пригород Вроцлава, дорога к Олимпийскому стадиону
Проехав мост через канал на подъезде к Вроцлаву, Кравчик еще раз взглянул на свои наручные часы – они показывали, что до начала футбольного матча остается каких-то десять минут. Если он будет ехать с такой же скоростью, то рискует опоздать к началу второго тайма – времени, когда ему необходимо было быть на стадионе как штык. Можно было, конечно, на полных скоростях рвануть к месту игры, но это было чревато – на него могли обратить внимание инспекторы по контролю за дорожным движением. И тут Кравчика внезапно осенило. «Почему я должен бояться «дорожников»? – подумал боксер. – Не лучше ли будет попросить их о помощи?»
Спустя пять минут Кравчик тормознул у первого же поста дорожной милиции и, выйдя из «Фольксвагена», вошел в расположение поста.
– Матка боска, да это же Анджей Кравчик! – воскликнул молоденький сержант, едва боксер переступил порог помещения.
– Точно – он! – с не меньшим восторгом заголосил напарник сержанта. – А вчера передали, что вы погибли!
– Живой я, ребята, как видите, – улыбнулся Кравчик и первым протянул милиционерам свою ладонь. – Помогите, если можете. Мне надо на ваш стадион успеть к финальному матчу. Там Брежнев будет, а у меня с ним встреча назначена.
– Да мы вас с таким эскортом туда доставим, что у вас дух захватит! – радостно сообщил сержант и тут же схватил со стола ключи от своего милицейского «Фиата».
Именно эти слова и хотел больше всего услышать Кравчик. Теперь он мог быть спокоен – «зеленая улица» до стадиона ему была обеспечена.
22 июля 1974 года, понедельник, Москва, Измайловское шоссе, 27
Бондаренков осторожно извлек из полиэтиленового пакета диск «Пинк Флойд» и стал внимательно разглядывать его обложку с обеих сторон.
– Фирма! – с ударением на последнем слоге произнес он с восхищением, после чего подошел к своему импортному стереопроигрывателю.
Включив его, он достал из конверта виниловый диск, опустил его на блин проигрывателя и нажал на рычажок запуска. После чего опустил на диск иглу. И вскоре из двух колонок, развешанных по разным сторонам стены, в комнату ворвалась божественная музыка – началась первая композиция пластинки под названием «Speak to Ме» («Говори со мной»). Бондаренков уселся на диван, где уже давно занял место Кожемякин. И оба приятеля погрузились в прослушивание.
Когда спустя почти час были прослушаны обе стороны пластинки, друзья принялись горячо обсуждать услышанное. И выяснилось, что обоим больше всего понравились две композиции – четвертая и шестая: «Time» («Время») и «Money» («Деньги»). Впрочем, эти песни они уже успели услышать по советскому радио (в передаче «Запишите на ваши магнитофоны»), однако одно дело слушать их в радиоприемнике, и совсем иной вариант – на фирменном виниловом диске. К тому же в концептуальной последовательности с остальными композициями этого эпохального альбома.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу