– И что ты им рассказал?
– Правду, Адамчик, правду, – наливая из графина водку в рюмки, ответил Зольский. – Но сначала давай выпьем за помин души Клима Арсентьевича.
И Зольский первым опрокинул в себя содержимое рюмки. Затем закусил балыком, ловко поддев его с тарелки вилкой.
– Так какую правду ты им рассказал? – вновь задал свой вопрос Добрых, после того, как тоже разделался с содержимым своей рюмки.
– Дело в том, что в тот вечер, когда Клима задержали на Киевском вокзале милиционеры, он наплел им, что привез эти деньги в наше управление. И назвал им мой домашний телефон, чтобы я это подтвердил. Я отозвался о нем самым прекрасным образом, после чего его отпустили. А на следующий день ко мне пришли сыскари и сообщили, что Клима больше нет. Вот такая, друг мой ситный, история.
– А ты не знаешь, каким образом милиционеры узнали, что у него с собой большая сумма денег?
– Увы, не знаю. Видимо, засекли, когда он пришел положить их в камеру хранения. Ведь не сам же он их им показал? С головой у него, вроде, было все в порядке.
– А не могли его сами милиционеры и грохнуть из-за этих денег? – задал Добрых вопрос, который пришел ему в голову только сейчас.
– Извини, Адам, но я не сыщик, – развел руками Зольский. – Хотя такой вариант исключить нельзя. Сам знаешь, милиционеры у нас разные бывают. Ты вот лучше расскажи мне, зачем Клим с этими деньгами в Москву приезжал?
Добрых ответил не сразу. Прежде он прожевал малосольный огурец, хрустя им на весь ресторан, и только потом ответил:
– Эти деньги мы армейцам послали, чтоб умаслить в игре против нас. Но что-то у Клима здесь не срослось.
– Тогда приплюсуй к милицейской еще одну версию: а не могли ли на эти деньги позарится те люди, кто знал о переговорах Клима с армейцами?
– Считай, что приплюсовал, – кивнул головой Добрых.
– Тяжко тебе, Адамчик, придется в одиночку эту темную историю распутывать, – посочувствовал коллеге Зольский. – А в угро об этом рассказывать нельзя – не так поймут. Вот и получается, что денежки ваши, скорее всего, тю-тю.
– Это мы еще посмотрим, – ответил Добрых и вновь разлил в рюмки водку.
Они снова выпили, после чего гость спросил:
– А ты сам не хочешь хорошо заработать?
– Это с какого бодуна?
– Дело надо одно сделать на благо твоей родины – ты же у нас хохол, пусть и западенский.
– Что за дело – не тяни, – не скрывая своей заинтересованности, спросил Зольский и даже вернул обратно в тарелку кусок салями, который подцепил до этого вилкой.
– Москаль Кожемякин наступает на пятки нашему Олежке Блохину в споре бомбардиров. Всего два мяча их отделяют. Вот мы и хотим, чтобы вы его здесь осадили.
– Так вам это легче сделать – динамовцы следующую игру проводят в вашей вотчине – в Днепропетровске. Вот там и осадите парня.
– Это будет слишком демонстративно. Такой вариант мы держим на крайний случай, если другие не прокатят. Поэтому было бы здорово, если бы его сломали здесь.
– Резонно, – согласился с этим доводом Зольский. – И на сколько «косых» потянет эта услуга?
– На десять.
– Давай на пятнадцать – все-таки рисковое дело, – предложил Зольский. – К тому же Кожемякин в сборной играет.
– Ерунда все это – в этом году никаких перспектив у нашей сборной нет. С Чили мы играть не будем и на чемпионат мира не поедем.
– Это ты к тому, чтобы сумму не поднимать?
Добрых думал несколько секунд, после чего уступил – он знал, что его собеседник человек жадный и торговаться с ним, значит, напрасно тратить время.
– Когда я получу свои деньги? – спросил Зольский.
– Как дело сделаешь, так сразу и получишь. Я сюда на неделю приехал, а тебе надо управиться до четырнадцатого. Чтобы в Днепропетровск динамовцы отправились уже без своего главного забивалы. Успеешь?
– Считай, что этого прыткого москаля уже нет.
– В каком смысле? – вскинул брови Добрых.
– Ты меня не так понял, – улыбнулся Зольский. – Я имел в виду, что он выпадет из чемпионата до конца сезона. Пусть отдохнет на больничной койке. К тому же зуб у меня на него вырос. Я ему на днях попросил мне в одном деле помочь, а он мне сначала «да» сказал, а потом на попятную пошел. А я таких вещей не прощаю.
И Зольский снова взялся за графин, чтобы обмыть еще одно удачное дельце. Безусловно, шальные деньги сами шли к нему в руки. А эти бумажки, особенно с профилем Ленина (крупного номинала), Зольский любил больше всего на свете.
9 октября 1973 года, вторник, Москва, Петровка, 38, ГУВД
Вот уже битых четыре часа Оленюк сидел в полутемном зале картотеки московского ГУВД и пялился в монитор, пытаясь в череде фотографий уголовников найти человека, похожего на того, что был запечатлен на фотороботе, привезенным им из Киева. Игнатова рядом с Оленюком не было – тот занимался текущими делами и в данную минуту работал по ЧП, которое произошло вчера вечером – по нападению на постового милиционера у метро «Каширская». Стража порядка ударили ножом, целясь точно в сердце, и забрали у него табельное оружие – пистолет «Макарова». Учитывая, что за текущую неделю это было уже второе такое нападение на постового милиционера с целью завладения его оружием, данное ЧП поставило на уши всю московскую милицию, включая, естественно, и МУР. И второй случай дал ниточку в руки сыщиков. Если первый постовой скончался на месте от такого же удара в сердце ножом, то второму повезло – он выжил и находился в тяжелом состоянии в Склифе. И прежде, чем потерять сознание, успел сообщить коллегам о том, что один из преступников (а их было двое), видимо, полагая, что милиционер убит, назвал своего подельника Бурым. И муровцы по своим каналам быстро установили, что такую кличку в уголовной среде носит всего один человек – Степан Бурымский. В прошлом году он был осужден на пятнадцать лет за убийство кассира во время налета на сберкассу, но три месяца назад сумел сбежать во время этапирования из одной колонии в другую. Судя по почерку двух нападений на постовых, руку к обоим приложил именно Бурый.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу