Федор Раззаков - Константин Бесков. Мафия в офсайде. КГБ играет в футбол

– Я уже распорядился поставить на прослушку домашний телефон Собко. Кроме этого, за ним установлено негласное наблюдение. Если он не тот, за кого себя выдает, то рано или поздно он себя проявит.

В этот момент в кабинет без всякого приглашения зашел Виталий Врублевский. Взглянув на него, Щербицкий понял – стряслось что-то экстраординарное. И он не ошибся.

– Владимир Васильевич, только что звонили из нашей Федерации футбола – в Москве погиб их человек, – сообщил Врублевский.

– Какой человек? – не понял смысла услышанного Щербицкий.

– Ну, тот самый, который уехал в Москву, чтобы обеспечить нам победу над ЦСКА.

Щербицкий обменялся взглядом с Федорчуком, после чего вновь взглянул на своего помощника:

– А что с ним стряслось?

– По предварительной информации, он выбросился из окна.

– Япона мать! – вырвалось у Щербицкого. – Это что же за мода такая появилась в последние дни – сигать в окна?!

И Щербицкий снова перевел взгляд на Федорчука:

– Тут явно что-то нечисто – за неделю уже второй человек отлетает на небеса, причем оба имеют отношение к нашему футболу. Думаю, этот случай тебе тоже стоит присовокупить к предыдущему.

– Само собой, – ответил Федорчук и поднялся со своего места.

По его лицу было понятно – работы ему предстоял непочатый край.

Зольский ушел с работы в начале восьмого вечера. До его дома в Мерзляковском переулке было рукой подать, но Зольский отправился в другую сторону – на Междугородний почтамт, что на проспекте Калинина. Ему надо было позвонить в Киев Мирону Собко, чтобы узнать у него последние известия, касаемые ситуации вокруг гибели Лазаря Луцкого, а также поинтересоваться, приедет ли Мирон вместе с командой в Москву на финал Кубка СССР.

Когда телефонистка соединила Зольского с домашним номером Собко, тот взял трубку практически мгновенно, будто ждал этого звонка.

– Здорово, Мирон, это Зольский. Как дела?

– Вроде, нормально, – бодро ответил Собко.

– В Москву собираешься?

– Нет, остаюсь в Киеве.

– Почему? – удивился Зольский.

– Меня с дублем оставили, а с собой привезут другого врача – Катомского.

– Как жаль, а я тебя ждал, – не скрывая своего разочарования, произнес Зольский. – Думал, гостинцы привезешь.

Под «гостинцами» подразумевались деньги, которые предназначались Зольскому от участников киевского тотализатора за ту информацию, которую он им предоставлял.

– Не бойся – куда денутся твои гостинцы? – обнадежил собеседника Собко.

– А массажем теперь кто у вас занимается?

– Пока не взяли никого – выбирают.

– Может, ты кого-то им предложишь?

– Я уже предложил однажды и видишь, чем это закончилось.

– Но ты еще раз предложи. Скажи, что специалист очень хороший – с опытом международной работы.

– У тебя есть кто-то на примете?

– Не было бы, разговора не заводил.

– Хорошо, я попробую.

– А тебя по прошлому массажисту не теребили?

– Было дело, но я отбрехался – вроде, все гладко прошло. Хотя интервьюер настырный попался.

– Кто такой?

– Некто Оленюк. Но, надеюсь, больше меня беспокоить не будут. Племянник нормально до места добрался?

– Жив-здоров, привет передает. Так что бывай – не кашляй. Я тебе на днях еще раз позвоню – узнаю насчет нового массажиста.

И Зольский, повесив трубку, покинул переговорную кабинку.

Выйдя на вечерний проспект Калинина, он закурил сигарету. Прямо перед ним, через дорогу, горел огнями ресторан «Прага», а слева сиял неоновой афишей кинотеатр «Художественный». На афише красовался огромный плакат нового фильма «Жизнь на грешной земле» с Анатолием Кузнецовым в главной роли. «Надо будет сходить с женой на эту картину – она Кузнецова любит. Да и я к нему неравнодушен. Как же он Сухова сыграл в «Белом солнце» – пальчики оближешь. Даже не предполагал, что он так может», – думал Зольский, делая глубокую затяжку. После чего он зашел под арку и неспешным шагом направился домой, в Мерзляковский переулок. А пока шел, мучительно размышлял над последним сообщением Собко.

«Он упомянул про некоего Оленюка, который пытал его по поводу смерти массажиста. И ко мне сегодня заходил Оленюк – сыщик из Киевского угро. Судя по всему, это одно и то же лицо. Интересно, зачем он приехал в Москву? Однозначно, не для того, чтобы делиться передовым опытом с московской милицией. На меня они вышли понятно почему – я разговаривал с тем милиционером, который задержал Пустовила. Но улик против меня никаких нет – разговор тот длился чуть больше минуты. И ничего подозрительного я в нем не говорил. Более того: поручился за Пустовила, чтобы его отпустили. Хотя вели себя эти следаки как-то настороженно. Подозревают? Вполне может быть. Только улик у них против меня нет и быть не может. Или это Моченый все-таки какой-то след оставил?»