Александр Соскин: Лев Яшин. Блеск сквозь слезы

Немея от такого неприятного открытия, не приходится утешаться даже слабым предположением, что это был мрачный юмор, неудачная шутка, да и в шутниках Николай Петрович никогда замечен не был. Вот такую неожиданную окраску приобретает вопрос, верить ли безоговорочно «благородным братьям Старостиным» (хотя они не одним миром мазаны, и мне, например, были симпатичнее, хотя бы большей объективностью, насмешливо-ироничный интеллектуал Андрей Петрович и степенный, далекий от околофутбольной суеты Александр Петрович). Но я так надолго задержал внимание читателей вовсе не для того, чтобы подставиться под упреки за попытку дискредитировать Н.П.Старостина.

Сразу оговариваюсь: жаль, что редакция журнала «Динамовский футбол» (№ 1, 1992), поместившая обширное интервью с С.С. Ильиным, обнародовала процитированную выше версию без персонального упоминания (но с достаточно прозрачным намеком на Н.П.Старостина, а редактировавший журнал И.С. Добронравов подтвердил мне, что речь шла именно о нем). Жаль потому, что лишила Николая Петровича возможности ответить.

Вопрос о том, надо ли публиковать непроверяемые сведения, всерьез давно не обсуждается. Если они представляют общественный интерес, ответ утвердительный. Лиши мемуаристику или жизнеописания свидетельств подобного толка, убери диалоги и другие подробности, не подлежащие документированию, такие публикации потеряют половину исторической ценности и читательской привлекательности. Другое дело – кому и чему верить. Это каждый решает для себя. В данном конкретном случае, признаю, я просто теряюсь.

Такого рода информация наших людей способна шокировать, а в так называемых цивилизованных странах привычнее иное, раздельное отношение к разным граням личности: если даже поверить, что прискорбный факт имел место, разве может быть подвергнута сомнению историческая роль Н.П. Старостина в создании и процветании «Спартака», в биографии отечественного футбола? Точно так же, как реакционные политические взгляды Кнута Гамсуна или Герберта фон Караяна не отменяют их литературной либо музыкальной грандиозности. Но воспроизведенная здесь версия понадобилась в данном контексте для понимания, что вес имени – не охранная грамота от ошибок и заблуждений самых авторитетных лиц, так что стоит поостеречься от слепого доверия их мнению.

Предметный разбор громких футбольных событий, который выше воспроизведен в кратком изложении, лишь подкрепляет вред монополизации в исторических суждениях и осуждениях. Старостины, разумеется, не виноваты в монополии на освещение перипетий 30-х годов. Наоборот, честь и хвала им за то, что сочно, образно, объемно воссоздали общественную и спортивную атмосферу того времени, на многое открыли нам глаза. Беда в том, что больше никто из мемуаристов не высказался на те же темы достаточно внятно, а одиночные исследователи ничего иного ни в архивах, ни в прочих источниках не раскопали.

В отражении футбольной действительности 50—60-х и тем более последующих годов прежней монополии формально уже не существует. Но ошибочно полагать, что исторические подвохи, вроде упомянутых, нам уже не грозят. Судите сами. В последнее время появилось немало мемуаров, биографических книг, интервью с ветеранами, журналистских публикаций об эпохе Нетто – Яшина – Стрельцова. Но на фоне этого многоголосья прямо-таки выпирают настойчивые попытки отдельных лиц в бесчисленных книгах, статьях, телевыступлениях агрессивно навязывать свои взгляды и даже целые исторические концепции, противостоящие точке зрения мемуарного и публицистического большинства. Фактически мы имеем дело с претензиями на своеобразную монополизацию в трактовке футбольных событий и их ключевых фигур. И такое своеобразие больно, несправедливо цепляет Льва Ивановича Яшина.

Неагрессивное как раз-таки большинство (вопреки известной формуле «рупора демократии» Ю.Н. Афанасьева) в своих высказываниях нового времени лишь добавляет любопытные штрихи в привлекательный портрет Яшина, который сложился еще в годы его выступлений на футбольных аренах. Правда, тогда этот портрет, напоминая творения Александра Лактионова и Александра Шилова, отдавал некоторой приторностью в духе принятого пропагандистского стиля советской эры. И первые негативные черточки, внесенные в привычный яшинский образ, можно было расценивать как реакцию на такой перебор. Но позже в нагнетательности выпадов, брызжущих из-под одних и тех же перьев, я уловил вполне определенную позицию, направленную на недружественное умаление личности и заслуг Яшина за счет искусственного возвышения других фигур. А это уже иная историческая конфигурация.