Валентин Бубукин - Вечнозеленое поле жизни

В сорок седьмом году, я наконец-то «вышел в люди». На Войковской был второй стадион «Крылья Советов». Первый был в Тушино – там, где Яшин играл. А наш, второй, стадион располагался за клубом машиностроительного завода, там, где сейчас кинотеатр «Варшава». Он находился в ведомстве оборонного предприятия, выпускавшего ракеты и сверхсекретные авиаприцелы «Звезда». На стадионе базировались две юношеские команды, молодежная и три мужских. Конечно, я и сам хотел пристроиться в команду, но еще меня подгонял дружный хор сверстников, для которых я уже стал футбольным «авторитетом»: «Иди в «Крылья», тебя обязательно возьмут в юношескую, ты же самый лучший во дворе!» С этой фразой я и пришел к тренеру Сергею Николаевичу Шапинскому. Пришел в мае, когда уже начался сезон, и запись закончилась. Он по-простому и говорит:

– Чего пришел? Набор уже сделан.

– Ну и что? Мне ребята сказали, что я лучший во дворе.

– Да? Ну, тогда пошли…

Чрезвычайно преданный футболу человек. Болел за московское «Торпедо». Дал мне три хорошо накачанных мяча и сказал:

– Сделай мне из-за штрафной пять ударов.

Я, честно говоря, боялся, что он заставит меня обводить стойки, и запорю я экзамен. А с ударом у меня все в порядке было. Но поразило другое. Шапинский пошел в ворота, прихрамывая на одну ногу. А когда встал на ленточку, и вовсе отстегнул протез. Инвалидом войны был мой будущий тренер.

Я, конечно, уверенно положил все пять мячей, хотя он и совершал акробатические прыжки на одной ноге, удивительные для инвалида. Шапинский надел протез и только сказал:

– Иди в каптерку, спросишь Сергеева, администратора команды, получишь форму…

И стал я играть по очереди за все юношеские команды на позиции центрального нападающего. Соперникам по четырнадцать-пятнадцать лет, а ворота мужские. Как получу мяч возле штрафной, в сторону чуть откачу и верхом бью с двадцати-тридцати метров. За сезон забивал больше тридцати мячей. А в сорок девятом, по-моему, наколотил аж пятьдесят шесть голов. На стадионе даже выпустили стенгазету с дружеским шаржем – я со здоровенной бутсой на ноге во весь рисунок. Поставили за молодежную, я и там забивал. И тогда уже решили выпускать меня сразу за первую мужскую, потому что она давала больше всех очков в клубную копилку. Было мне семнадцать лет. Пришлось довольно тяжело, потому что били меня мужики нещадно. Но, с другой стороны, с раннего возраста учился отбиваться.

В то время я уже работал на заводе. Последний, седьмой, класс благополучно завершил в вечерней школе рабочей молодежи. Учиться, работать, играть в футбол, баскетбол и бегать за завод восемьсот метров было невмоготу. Работал токарем на этом же заводе. Предприятие режимное, за опоздание в пятнадцать минут отдавали под суд. Чуть позже меня спасал от неприятностей сам Василий Сталин.

В сорок девятом году произошло одно из самых главных событий в моей жизни, я познакомился со своей будущей супругой Зоей. Она училась в соседней 201-й школе, за которую я играл в баскетбол. Но встретились мы на танцах. Я не устаю повторять, что благодарен и ей, и судьбе, которая свела нас, потому что полюбила меня Зоя не тогда, когда я стал известным футболистом, а когда еще на заводе работал токарем, и не был обеспечен.

По средам и пятницам в клубе машиностроительного завода играла радиола. В субботу выступал полузапрещенный тогда живой джаз. «Радиола» стоила тридцать копеек, «джаз» – пятьдесят. Мать все время выкраивала деньги из семейного бюджета. А если не было, то занимала у соседей, потому что танцы считались культурным времяпровождением. И танцевал я подходяще. В танго у меня пять-шесть переходов было. Вальс, фокстрот, падеграс, падепаданер, «девочка Надя», вальс Бостон, краковяк – все танцы освоил. Лысеть я начал довольно рано, но тогда еще у меня была залихватская волна на голове. Девчата все не верили, что волосы такие от природы, думали, что завиваюсь. Пришлось один раз облиться водой и продемонстрировать им высохшие кудри. Самым серьезным делом было – правильно на танцы нарядиться. Бедные девушки в любую погоду приходили в нейлоновых чулках. Эти чулки прилипали, у них ноги мерзли, но надо было держать фасон. А у нас обязательно были кепки «восьмиклинки» – из восьми кусков. Вот сейчас все хотят быть крутыми, а раньше все хотели быть блатными. Раз блатной, то никто не тронет. И ходили: сапоги хромовые, обязательно немного «жуковатые» гармошкой, фикс должен быть золотой.