Александр Нилин - Видеозапись

Он рано – то есть вовремя – начал писать и быстро продвигался в профессии. Он рано – опять же, наверное, вовремя – оставил большой спорт, добившись в нем определенных успехов. Он не пожертвовал спорту лучших лет жизни и, тем не менее, испытал, успел испытать то, что позволяло ему рассматривать события спортивной жизни изнутри. Ему легче было, чем мне, например, перевоплощаться в героев своих очерков. Если вообще это нужно. Допускаю, что верная передача своего ощущения от личности спортсмена – документ и аргумент более убедительные и эмоционально естественные, чем примерка к себе «чужой шкуры». Высказываю субъективное мнение – мне, не бывшему спортсменом, просто ничего другого не остается.

Мне невыгоден и спор – кто лучше может написать о спорте: спортсмен или не спортсмен.

Кто лучше напишет, тот, наверное, и убедит читателя, что он прав, – иди там потом, разбирайся в подробностях биографии автора…

Талантливому человеку, наверное, дано пережить и не вошедшее фактом в его личную биографию, но, тем не менее, ставшее фактом искусства, литературы – а это уже реальность такая же, как и сама жизнь. Некоторые, слышавшие песни Высоцкого, не могли, например, поверить, что не был он на фронте, не воевал летчиком-истребителем.

Не считаю для себя возможным теоретизировать о спортивной журналистике. И никак уж не чувствую за собой права давать кому-либо оценки. Но так невольно получается…

Я ведь говорю прежде всего с позиции заинтересованного читателя, многолетнего – с детства – читателя: и газеты «Советский спорт», и других спортивных изданий. Говорю о том, чего мне не хватает, как человеку, интересующемуся столько лет спортом. А не хватает исповедальности, подлинного свидетельства.

Но, может быть, это и не в компетенции журналистики? Нужна особая форма, особая проза. Но только без документа не обойтись – сочиненное, приписанное не выручит, не убедит.

Люди спорта в обыденной жизни чаще разочаровывают. Но то же самое не реже происходит в общежитейском общении и с артистами, и с писателями, и вообще с людьми, добившимися заметных успехов, славы. Думаешь иногда даже, что достигнутое потребовало такого усилия, что ни на что другое, второстепенное, но располагающее к общению, человека просто-напросто не хватило, – и я это, не подумайте, не в укор, не в укор им говорю, завидным качеством считаю способность, волю, умение использовать счастливую возможность: вложить себя без остатка в главное предназначение, выразить себя полностью в главном деле жизни.

Люди нашей профессии вроде бы имеют доступ к таким людям. Но тайна не обнаруживается и за распахнутой дверью. Секреты – пожалуйста, будьте любезны. Но тайна остается тайной – мы ее не знаем. Вот и допридумываем, дофантазируем…

Оказывается, еще Бенвенуто Челлини говорил, что человек, совершивший нечто замечательное, должен бы сам об этом написать.

Должен бы… Сам… Как это осуществить? Это же не только для людей из большого спорта проблема. И даже не в неумении писать препятствие. Самое, по-видимости, простое – написать откровенно о самом себе – чаще всего оборачивается непреодолимой сложностью. Человек живет и действует в мире не один, не в одиночку – и ему почему-то легче говорить за других, чем за себя.

В спортивную журналистику пришло не так уж мало людей из спорта – пришло и утвердилось, выдвинулось. Но в стремлении овладеть профессией эти люди не только приобретали, по и теряли. Я подозреваю, что самолюбие бывших спортсменов порождает определенный комплекс – в новом деле не ждать поблажек, скидок, снисхождения за прошлые заслуги, а скорее выполнить своего рода норматив, не отличаться ничем от более опытных коллег, не имеющих спортивного прошлого. Благородно, достойно. Но и – обидно. Зачем мне следование давно известному за подписью человека, чье имя вызывает у меня немедленные ассоциации? Я жду от него откровений – пусть и будут они выражены на бумаге менее складно, чем у мастеров пера, – я надеюсь услышать то, что ни от кого больше услышать не смогу. А новобранцы спортивной журналистики мучаются над правильностью построения фразы. От мук таких, разумеется, никто из пишущих не освобожден, но в случае с известными спортсменами, тратящими золотое время для освоения усредненного клишированного стиля, как не повторить вслед за Цветаевой: «Творению предпочту творца…»

Радующее исключение – бывшая чемпионка мира по фехтованию Татьяна Любецкая. Решающее отличие ее от многих коллег – смелость говорить о себе, от своего имени, без оглядки на кем-то установленные правила. Ее тяга к исповедальности только в интересах читателя. Он узнает новое о спорте от человека, в чьей искренности нет оснований усомниться. Вызванное в читателе доверие к автору – это ли не свидетельство литературной одаренности Татьяны Любецкой?