Юшкенас в грогги.
Но я знал, что он сумеет оправиться. Так и случилось. Через несколько мгновений он уже старался войти в клинч, но я пресек его попытку точной серией в корпус. Очков за этот раунд я набрал с избытком.
После минутного перерыва Юшкенас вновь попробовал поймать меня на удар; я уклонился в сторону и достал его встречным в голову. Что произошло дальше, я так до конца и не понял. Юшкенас, спасаясь от дальнейших ударов, согнулся и то ли ушел в глухую защиту, то ли принял очень низкую стойку — кроуч. Несколько следующих секунд он работал, а точнее, отбивался в этом положении, глядя, так сказать, на пол. И вдруг откуда-то из-под коленки, что ли, возник удар. Это был не крюк и не апперкот, а что-то среднее, нечто вроде удара в суматошной уличной драке. Ощущение было такое, будто из-под ног вывернулся булыжник и угодил прямо в подбородок. Я до сих пор убежден, что противник и сам не видел, куда бьет, но попал тем не менее как нельзя более точно.
Я лег, словно из-под меня выдернули ноги, лег плотно, на все, как говорится, три точки. Услышал счет, попробовал подняться, но тут же вновь рухнул ничком в брезент.
Это был мой третий нокаут — третий за каких-то три года. Ниман, Чиаботару, Юшкенас…
— Странные нокауты! — услышал я на другой день ставшую вскоре ходкой фразу.
Да, в чем-то они действительно были странными. Выигрывая у сильных, я проигрывал тем, кто заведомо слабее. Даже Королеву, удар которого был тяжелее всех, какие только мне приходилось видеть, ни разу не удалось меня нокаутировать. А ведь мы провели с ним целых восемь боев!
Впрочем, если взглянуть на дело с другой стороны, то ничего странного тут, пожалуй, и нет. Просто мне трагически не везло. А невезение вещь вполне обычная и заурядная. И суть вовсе не в том, что я, как может показаться, пытаюсь найти задним числом себе оправдание.
Стоит только задать себе один-единственный простой вопрос, как все сразу становится на свои места. Легко ли провести точный акцентированный, так называемый нокаутирующий удар? Трудно. Очень трудно. А сплошь и рядом почти невозможно. Особенно если противник обладает высоким, на уровне сборной страны, классом мастерства. Казалось бы, моя собственная практика противоречит мне же самому. Но это не так. Более половины своих боев я действительно закончил досрочно. Но среди нокаутированных мною противников не было ни того же Королева, ни Навасардова, ни Линнамяги. Ни я их, ни они меня, ни каждый в отдельности друг друга нокаутировать ни разу не смог. Любой поединок любой из этих пар заканчивался всегда лишь по очкам.
И это естественно. Завершающий удар, если исключить случайность или невезение, просто так никогда не проходит. Его долго — подчас в течение всего боя! — тщательно готовят. А противник, разумеется, это отлично видит. Он знает, на что его собираются поймать, и заранее принимает все необходимые меры. И если его боксерское искусство достаточно высоко, можно почти наверняка сказать, что задуманный нокаут так и не состоится.
Чтобы не быть голословным, сошлюсь на авторитет статистики. «Около 98 % боксеров, входящих в состав сборной команды СССР, начиная с 1945 года вообще не проигрывали бои нокаутами», — приводит цифровой материал в одной из своих статей специалист по боксу В. М. Клевенко. На первый взгляд удивительно. Но только на первый взгляд. Тот, кто наблюдал бои наших лучших мастеров ринга, легко поймет, что высокий уровень их искусства — надежная гарантия не только от нокаутирующего, но и часто от любого опасного по силе удара.
Мне, повторяю, просто не везло, и я, по-видимому, попал в эти невезучие два процента.
Ниман, Чиаботару, Юшкенас… Три нокаута, и все — ударом без подготовки.
Ниман. Можно ли было предполагать, что вместо приветственного касания перчатками он обрушит одну из них на мой незащищенный подбородок? Можно. Ритуал этот, как говорилось, правилами не оговорен. Но я об этом не вспомнил…
Чиаботару. Бой, кончившийся за пятнадцать секунд. Мог ли румын подготовить за эти секунды точный решающий удар? Безусловно, нет. Но я зазевался…
Юшкенас. Удар, нанесенный не видя, вслепую. Но я напоролся на него зрячий. Как это могло произойти? Я мог поскользнуться и, опустив плечо, подставить челюсть под перчатку; мог зажмурить на миг глаза от попавшей в них капли пота. Но я не поскользнулся, и пот в глаза мне не попал. Значит, случайность? Да, случайность…
Но три случайности подряд — это, пожалуй, уже невезение. Не рок, не судьба, а именно невезение. Та самая решка, которая по закону статистической вероятности может выпасть не три, а тридцать и даже триста раз подряд; стоит только попасть в разряд невезучих.
Читать дальше