Алан Гибсон: Эффективный Вин-Чун

Ответ учителя должен быть ясным, точным (по возможности научно доказанным) и соответствующим уровню понимания ученика. Он не должен представлять собой смесь непонятных, мистических фраз и невнятного мумбо-юмбо. Я слышал, что некоторые учителя, пытаясь скрыть свое незнание, бьют ученика по лицу. Это неприемлемо и ни к чему хорошему не ведет.

Учителя нужно уважать за его способность обучать. Ученики не должны испытывать страха перед мастером, на силу полагаются только не учителя, которые хотят таким образом скрыть свои слабости и промахи.

Наконец, ученик должен гнаться не за силой и быстротой учителя, не за его умением и знаниями, а за тем, чтобы понять, как передать эти знания уже своим ученикам.

Когда ученики достигают определенной ступени в изучении искусства, они могут начать объяснять теорию и практику новичкам.

Это не только упрочит их понимание, но и поможет стать хорошими учителями в будущем.

Многие боевые искусства скрыты под пеленой мистики и противоречий; это не приносит ни малейшей выгоды тем, кто их изучает. В стиле Вин Чун нет никаких секретов, разными бывают только его интерпретации.

Мы начинаем изучать каждое искусство с помощью учителя, а позднее, поднаторев, начинаем развивать собственный стиль, который может быть прямо противоположен тому, чему нас обучали. Так происходит потому, что нам всем дана способность размышлять.

Новшества — естественная и неотъемлемая часть всех боевых искусств; без нее они давно бы ушли в небытие.

Пока мы придерживаемся основных рамок стиля Вин Чун, никаких ограничений не существует. Люди, чье мнение отличается от общепринятого, должны не стесняться и представить его на общее рассмотрение, особенно в таких упражнениях, как Чи Сао, противопоставленных бою и агрессии. Драка, где бы она ни велась — в клетке, на ринге или на улице, доказывает только одно: один человек может избить другого под влиянием обстоятельств. Вин Чун, напротив, являет собой искусство, и это никоим образом не подрывает его эффективности.

Дружеский обмен идеями между школами и стилями может принести только пользу. Ученики могут больше узнать о техниках и способах работы, применяемых в других школах. Конечно, некоторые так никогда и не примут другую точку зрения, но не всегда бывает так, что прав только один, просто иногда у людей разные взгляды и разные уровни понимания.

Большая часть древней истории Вин Чун — легенда, сильно приукрашенная в политических целях, и никаких доказательств в подтверждение ее правдивости мы найти не можем. Версий очень много. Почти все документы были уничтожены как во время разрушения Шаолиня, так и в ходе Культурной Революции. В итоге мы имеем только слухи и сплетни, на которые можно положиться с большим трудом. Что касается жизни Ип Мена, но она великолепно описана его сыном Ип Чунем в книге «Столетний юбилей Великого Мастера Ип Мена» (1993).

Храм Шаолинь

Храмы Шаолинь считают истоками, как искусства кун-фу, так и многих тайных кланов, таких, как Триада, Белый Лотос, Восемь Триграмм и Боксеры. Первый храм, построенный императором Ксяо Вэй из династии Северных Вэй около 495 г. н. э., находился в провинции Хэнань. Шаолинь очень сильно повлиял на распространение буддизма на Востоке. Главный храм находился у подножия Сон-Шань или «Центральной Горы». Он был построен в честь индийского монаха по имени Бануо или Фо Туо, как его называют в Китае. Его статую можно увидеть в китайских буддийских монастырях — это большой, дружелюбный монах.

Позднее, в шестом веке н. э., храм Шаолинь посетил другой индийский монах — Боддхидхарма, известный в Китае под именем Да Мо. Он обучил монахов технике медитации, и его учение легло в основу новой школы Буддизма, известной как Чань в Китае и Дзэн в Японии. Монахи долгое время проводили в медитациях, и чтобы помочь им преодолеть усталость, Боддхидхарма научил их дыхательным упражнениям и техникам, которые стали основой боевых искусств.

Во время своего расцвета, около 1300 лет назад, храм насчитывал около 1500 монахов, 500 из которых были мастерами боя. Шаолинь тренировал воинов по просьбе императора Тай Цунга, который в случае опасности желал всегда иметь под рукой труппу монахов-воинов. Он пытался убедить монахов стать его телохранителями, но те наотрез отказались, сказав, что их долг — защищать храм и мирных монахов.