Александр Котов - В шутку и всерьез

– В кружке художественного слова, – отвечал мальчик, – в музыкальном и… в шахматном.

Из трех увлечений два постепенно отпали, и вскоре все вечера тринадцатилетний Виктор стал проводить за маленьким столиком с расставленными на нем деревянными фигурками. Он не блистал на первых порах выдающимися способностями, не удивлял достижениями, как другой посетитель дворца – Боря Спасский, но в этом упорном, пытливом мальчике опытный тренер мог разглядеть будущую шахматную величину. А уж у заслуженного тренера Владимира Зака был наметанный глаз на шахматные дарования!

Талант Виктора Корчного развивался своеобразно.

Если Спасскому все давалось Легко, то Корчной добивался каждого успеха длительным, упорным трудом. Только к двадцати годам он получает звание мастера, а высший шахматный титул – гроссмейстера-ему присваивается на целых семь лет позже, чем Спасскому.

Что, дарование Корчного меньше? Конечно, талант не мешок с мукой, его на весах не взвесишь, но можно твердо сказать, что оба ленинградца получили максимум того, чем награждают шахматные боги своих любимцев при рождении.

Так почему же тогда столь различен их путь? Почему, когда Спасский взлетел веысь, Корчной еще копошился на земле? Объясняют это во многом наклонности молодых людей, их привязанности к различным шахматным стилям. В то время как Спасский находится где-то в стане Алехина – Таля, Виктор Корчной, пожалуй, единственный из всех гроссмейстеров, – продолжатель дела Эммануила Ласкера,

В возрасте шестнадцати лет Виктор играет партию против эстонца Иво Нея. "В этой партии я Долго находился на грани поражения, – писал впоследствии Корчной, – однако упорнейшей защитой мне удалось добиться ничьей. От этой партии я получил большое творческое удовлетворение, и даже больше – она явилась для меня откровением: я впервые испытывал удовольствие, радость от трудной, утомительной защиты".

В шестнадцать лет радость от защиты! В этом возрасте шахматист обычно стремится атаковать, ищет в позиции комбинаций, жертв. А Корчной наслаждается обороной, его охватывает восторг, когда удается спастись, балансируя с риском для "жизни" на краю пропасти!

"Если в юношеские годы стремление защищаться было вызвано, пожалуй, озорством, любовью к риску, то в последующие годы защита стала моим серьезным практическим м психологическим оружием". Эти слова Корчного полностью раскрывают перед нами его творческий и спортивный облик.

"Вот я, но попробуй меня тронуть! – говорит своими действиями на шахматной доске Корчной. – Я буду защищаться и… кусаться!"

– Иногда я умышленно отдаю инициативу противнику, завлекая его, как говорят шахматисты, "на себя", – поясняет Корчной. – Мне по душе завлекать противника, давая ему почувствовать вкус атаки, в ходе которой он может увлечься, ослабить бдительность, пожертвовать шахматный материал. Такие моменты часто можно использовать для перехода в контрнаступление, и вот тут-то завязывается настоящая борьба.

Шахматные специалисты отлично знают еще одну характерную особенность Корчного. Очень уж любит он схватить какую-нибудь соблазнительную пешечку, нарочно оставленную противником без защиты. У гроссмейстеров глаза на лоб лезут от наивности Виктора, а тот как ни в чем не бывало забирает приманку.

Это не жадность, не страсть к материальным приобретениям. Это все то же желание рисковать, балансировать на краю пропасти. Принятие жертвы обрекает Корчного на трудную защиту, а к этому-то он и стремится. Партия из спокойной, медлительной сразу превращается в бурную, волнующую, а что еще нужно ленинградцу? Он смело зазывает неприятеля "на себя" и получает именно те позиции, которые предпочитает.

Опасному риску подвергается Корчной, тем более что противники "поумнели" и используют особенности стиля ленинградца к своей выгоде. Иногда ему предлагают такие жертвы, которые напоминают скорее червяка на рыболовном крючке. Схватишь наживку и сразу затрепещешь, беспомощный, в воздухе. И все-таки Корчной устремляется даже в такие почти не замаскированные ловушки, столь велико в нем желание пережить минуту опасности.

– Такую пешку может взять только Корчной, – говорят гроссмейстеры о жертвах, принятие которых равносильно самоуничтожению.

Всем памятна, например, встреча Бронштейн – Корчной из зонального турнира семи в 1964 году. В ней ленинградец неосторожно "проглотил" пешку, пожертвованнную хитрым Бронштейном, и погиб буквально через несколько ходов.