Гагик Карапетян - Чего не видит зритель. Футбольный лекарь №1 в диалогах, историях и рецептах

– То есть победа сборной высветила и ваш вклад в нее. Означало ли это, что реабилитация не за горами?

– Не факт. Потому что вернуть-то меня вернули, но поеду ли дальше с командой, оставалось неизвестным. Однако главное в тот момент заключалось, пожалуй, в другом: все видели, что я работал. Нет, о том, как мы готовили Косичкина – знали лишь участники сборов. Что вообще отдельная песня. Но, думаю, большим начальникам и финала оказалось достаточно. Например, сцены, которая разыгралась после победного финиша Косичкина на заключительной дистанции.

Я в тот момент находился близ точки, которая у конькобежцев называется «биржей» – там обычно кучкуются тренеры, которые «ведут» с нее подопечных. Так вот, я тогда находился даже не на «бирже», а несколько сбоку. И весь стадион видел, что, победно завершив последний круг, Косичкин благодарно бросился мне в объятия…

– Когда же ситуация окончательно переломилась?

– Не скажу точно, но после того чемпионата предстоял выезд, по-моему, «на Европу», в Норвегию. Дежурю я себе в диспансере, как вдруг раздался звонок: срочно в отдел выездов Спорткомитета. Явился. А там работала женщина симпатичная – занималась делами конькобежцев. Она и сообщила: «Савелий, тебя оформляют».

– Именно Кудрявцев своим авторитетом, напором пробил ваше полноценное возвращение в сборную?

– Конечно, он. Кому еще нужен был Мышалов?

– А антигероя этой истории когда-нибудь встречали?

– Нет, Кузнецов вскоре умер.

– Итак, после благополучного разрешения истории с оговором в личном деле вы, Савелий Евсеевич, вновь оказались в сборной. Как прошло возвращение?

– Уточню: в конькобежной сборной существовало разделение на мужскую и женскую. Соответственно трудились и два врача. Я работал с ребятами. А с девушками – Полина Афанасьевна Судакова. Мы, единомышленники, вместе начали работать в 1957 году. Она, хороший доктор, до сих пор трудится иглотерапевтом, занимается рефлексотерапией. В сборной ее очень любили. Тогда ни тренеры, ни спортсмены не представляли кого-то других на нашем месте: только Судакова и Мышалов. Что для ребят имело большое психологическое значение. К тому же Полина Афанасьевна и я со спортсменами тогда были одногодками, что тоже играло свою роль. Они к нам обращались на «ты». Правда, потом переход все же произошел. Но я этот рубеж даже не сразу заметил. Спустя какое-то время вдруг обратил внимание, что ко мне все чаще обращаются на «вы». Лишь старожилы сборной – в частности, Гришин, Меркулов, Косичкин продолжали называть по имени. Ну, в крайнем случае, просто по отчеству…

Теперь о том, как меня встретили после трехгодичного перерыва. В конце 1961-го – начале 1962-го я ощутил особое тепло, исходящее от ребят. Поначалу думал, что показалось. Но дальнейшее вселило уверенность, что они искренне радовались моему возвращению. Не берусь утверждать точно, что именно их во мне подкупало. Возможно, характер, какие-то человеческие качества. Может, доброжелательное и уважительное отношение. Потому что я в принципе общаюсь со всеми одинаково, невзирая на титулы, звания и масштабы достижений.

Я и к молодым спортсменам – например, быстро ставшему чемпионом Европы Роберту Меркулову, относился столь же внимательно, как, скажем, к прославленному ветерану Гришину. Они отвечали тем же. Так что у меня быстро возникло ощущение, что мы как бы воссоединились. Опять дружно работал и с Полиной Афанасьевной. И это несмотря на то, что хотя подготовка у женщин и мужчин всегда шла совместная, когда наступал сезон, мы разъезжались. Ведь соревнования проходили в разные сроки. Правда, очень скоро все поменялось. Чемпионаты стали проводить одновременно: первыми на дорожки выходили дамы. Вот тогда-то две сборные объединили в одну.

Вследствие чего Судакова перешла в сборную СССР по баскетболу, где стала работать с известным самобытным наставником и психологом Лидией Владимировной Алексеевой. А я остался «в коньках» на двух командах. Естественно, установился тесный контакт с ярчайшими «звездами» тех лет – Лидией Скобликовой, Ингой Артамоновой, Тамарой Рыловой, Валентиной Стениной…

– Безусловно, стало сложнее?

– По-разному. Труднее всего оказалось вначале. Все же врач сборной – очень серьезная должность. Взять хотя бы функциональную диагностику. То есть постоянное наблюдение за тем, насколько функциональные возможности спортсмена соответствуют тренерскому плану. Никакой посторонний специалист не будет изо дня в день этим заниматься. Только доктор команды. И для настоящего наставника эта сторона его работы – просто как хлеб насущный. А мне посчастливилось работать с великими тренерами. С тем же Кудрявцевым в коньках, позже в футболе – с Качалиным, Бесковым, Лобановским… Они, естественно, не были медиками. Поэтому в общении с ними на специальные темы важно было, во-первых, найти такие слова, чтобы мы говорили на одном языке. Второе – и это, пожалуй, самое главное – быть доказательным.