Эрик Кантона - Моя история

Я едва не забыл о футболе. Ги Ру теперь был очень далек. Родители начали беспокоиться. Отец хотел, чтобы я хоть изредка сообщал Ги Ру новости о том, как продвигается моя карьера. Я отвечал ему, что мои мысли где-то далеко. Впервые в жизни я делил себя с прекрасной 22-летней девушкой. Мне было 19, и весь мир мог взорваться за порогом моего дома.

Футбол не умер во мне, но впал в опасно продолжительный сон.

Ги Ру разбудил меня. Мне предстояло с наступлением 20-летия подписать первый профессиональный контракт. Июньским вечером 1986 года он находился на трибуне

«Жерлана» — стадиона «Лиона». «Мартиг» играл с «Лионом», боровшимся за выход в первый дивизион. После матча он встретился с моим отцом в коридоре и. сообщил ему, что принял решение: «Ваш сын будет играть за «Осер» в следующем сезоне».

В его словах содержался двойной вызов: во-первых, клуб пытается оставить позади времена Шармаха, чтобы идти вперед, а во-вторых, у меня появляется шанс начать играть как можно быстрее после девяти месяцев расслабления во втором дивизионе. Ставки высоки, но теперь я не один, и Ги Ру прекрасно знал об этом.

Я возвращался вместе с женщиной моей жизни.

Иногда ваша жизнь может круто измениться в течение нескольких месяцев. Я уезжал из Осера, не ведая, вернусь ли когда-нибудь на стадион «Аббе Дешам». Но вот наконец этот день настал. Время, проведенное вдали от Осера, вернуло меня и мою карьеру на прежний путь.

Спортсмену высокого уровня необходимо равновесие в жизни за пределами футбольного поля, беговой дорожки или прыжковой ямы. Никто не имеет права судить о том, что он делает вне спорта. Жак Анкетиль, один из величайших велогонщиков в истории, мог позволить себе поиграть в покер или выпить шампанского в ночь перед важным горным этапом гонки. Но даже несмотря на то, что такие увлечения, несомненно, отразились на его здоровье, он сумел пять раз выиграть Тур де Франс в период с 1957 по 1964 год. И, кроме того, он подарил миллионам зрителей возможность помечтать у обочины дороги. Марадона нюхал кокаин вдали от стадиона «Сан-Паоло», на поле которого он был богом каждое воскресенье. И я убежден, что все равно закон, будь то в Италии, Аргентине или где-нибудь еще, не имеет права давать кому-либо уроки добродетели и морали.

Марадону ни за что нельзя было отлучать от игры, которую он столько времени украшал. Когда ты не играешь в футбол, не бегаешь, не боксируешь, когда покидаешь теннисный корт, ты имеешь право жить так, как считаешь нужным.

В Осере я был свободен. После тренировок я вновь мог заряжать свое ружье и охотиться на вальдшнепов и голубей. Мог ходить к психоаналитику, не боясь прослыть сумасшедшим. Мог рисовать и жить в 20 километрах от города с Изабель и своими собаками. И именно в это время я завел себе большинство друзей, с которыми не расстаюсь и по сей день. Тот, у кого не было солидной поддержки до того, как он стал знаменит, часто оказывается в одиночестве, когда слава тускнеет. В Ионне мы с Изабель наслаждались прекрасными мгновениями спокойствия.

Деревенская тишина всегда была для меня потребностью. Спокойствие природы окружает тебя до и после нервозности стадионов. Мне был постоянно нужен такой контраст. Где бы я ни играл, я всегда старался вести такой образ жизни.

Моя жизнь в Осере состояла из незабываемых субботних вечеров, когда я играл в футбол, а также из прекрасного ощущения уединенности и дружбы в остальные дни недели.

Зто было также и время экспериментов. Тренеры «Осера» привезли нас в Роскофф за два дня до игры с «Брестом» в чемпионате. Для нас был забронирован отель на берегу моря, а с собой мы привезли собственного парикмахера. В тот вечер мне захотелось обрить голову, чтобы мой череп ощущал свежесть дождя и силу ветра, так что к пяти часам накануне матча у меня на голове не осталось ни одного волоска. Ги Ру беспокоился по поводу того, что подумает Изабель, и позвонил ей, чтобы сообщить новость.

— Побрил голову? В каком смысле? — спросила она.

— Как яйцо, Изабель, как яйцо. Прямо как яйцо, — ответил Ги Ру.

На моих друзей — Нино Феррера, Прюнье, Дютгаэля — моя лысая голова не произвела никакого впечатления. Ничто не изменилось на тренировке — мы не утратили своих амбиций, желания выиграть. И в их глазах так же сверкал дерзкий вызов.

Но пресса, похоже, решила, что обнаружила снежного человека Бургундии, и я забеспокоился. Охотник, художник, наглец и… лысый в 20 лет.

Изабель, однако, считала, что это шутка. Было поздно, когда мы вернулись из Бреста, и я сразу проскользнул в кровать. Она сквозь сон пощупала мою макушку и с удивлением обнаружила, что волос на ней действительно нет и в помине. Ги Ру не шутил.