Нападение, которое создавал ваш преемник в сборной Николай Морозов, сделав ставку прежде всего на Эдуарда Малофеева и Анатолия Банишевского, игроков достаточно прямолинейных, с самого начала не производило впечатления состоятельного, способного обеспечить взятие ворот сильных соперников (что и подтвердилось в ходе матчей мирового турнира). Не был привлечен в сборную 1966 года Эдуард Стрельцов. А Стрельцов, тончайший тактик, коварнейший форвард, был тогда, в свои 28 лет, необыкновенно опасен для любого противника. Под стать ему постоянный партнер Стрельцова, тоже своего рода профессор футбольных наук Валентин Иванов. Да, ему шел тридцать второй год. И что же из этого? Иванов всегда умел к нужному моменту достигать пика своих физических возможностей, а уж сколько мячей забил он в ворота самых разных национальных команд! Не попал в сборную Морозова и щедрый на голы Виктор Понедельник. Не попали и многие другие: «не показались» новому тренеру, хотя в команде Бескова делом доказывали свою необходимость и полезность. Четвертое место, занятое нашей командой на чемпионате мира в Англии, — тот предельный минимум, которого она и была способна достичь, осуществляя концепцию Морозова. Но ведь именно в тот период наличие отличных футболистов позволяло рассчитывать на большее! Если бы не помешали сверху.
— То была не первая несправедливость, которую мне довелось пережить и наблюдать. Вспомним хотя бы разгон олимпийской команды СССР 1952 года, расформирование знаменитого ЦДКА — базового клуба той сборной. За то, что в повторном матче не выиграли у сборной Югославии, был дисквалифицирован выдающийся тренер Борис Андреевич Аркадьев, лишены почетных званий заслуженных мастеров спорта Валентин Николаев, Константин Крижевский, Александр Петров и я.
— Константин Иванович, как практически это все происходило?
— Когда после повторной игры с югославами мы пришли в свою раздевалку, там воцарилась горестная, просто траурная тишина. А ведь накануне был матч с той же югославской сборной, когда, проигрывая со счетом 1:5 (этот пример стал классическим, хрестоматийным), мы сумели вырвать ничью, сделать счет 5:5. Тогда в раздевалке после игры нас целовали, многих из нас качали руководители спортивной делегации, работники посольства СССР в Финляндии, различные официальные и неофициальные лица. А тут, повторяю, траурная тишина. Мы опозорились. Мы никому не нужны.
Прибываем в Москву — команду никто не встречает. Через некоторое время по одиночке вызывают в Комитет по делам физкультуры и спорта, прямо в кабинет председателя комитета Романова, и там звучит презрительное: «За ошибки в игре, за то-то и за то-то, за все вместе с тебя снимается почетное звание заслуженного мастера спорта СССР!» Я, конечно, не смолчал: «За что? У меня за все годы игры в футбол — ни единого замечания!» Присутствовавший в кабинете Романова работник аппарата ЦК КПСС Зубков (он как бы олицетворял партию во время этой процедуры) бросил по моему адресу реплику: «Ты еще смеешь вопросы задавать?»
Борис Андреевич Аркадьев после этого разгона больше года не мог получить работу.
— Обо всех участниках олимпийской сборной вы, Константин Иванович, наверное, судить не можете; но скажите — лично себя считаете ли в чем-то виновным? Я имею в виду поражение от югославов в повторном матче Олимпиады 1952 года.
— Давайте спокойно во всем разберемся. Сборную в 1952 году формировали, в сущности, впервые. Опыта соревнований столь высокого уровня ни у кого из ее тренеров и футболистов не было. Под знамя олимпийской сборной созвали множество игроков: хватило бы на четыре состава. Готовились долго, на целых шесть месяцев футболисты были оторваны от своих клубных команд. Проводилось много двусторонних тренировочных матчей, товарищеских игр, в том числе международных. Словом, как я понимаю теперь, перестарались, переусердствовали.
За месяц до выезда в Хельсинки во время одной из тренировочных игр я получил серьезную травму: надрыв задней поверхности правого бедра. Такая травма не позволяет играть (уж поверьте, я в них разбираюсь, у меня всякие были, полный набор). Двадцать пять дней старался ее залечить, но даже тренироваться не мог.
За неделю до отъезда в Финляндию чувствую, что пока я не игрок. Обращаюсь к Аркадьеву: «Борис Андреевич, я не в форме, двадцать пять дней не могу тренироваться». Он отвечает: «Поздно, Константин. Кого-то другого вместо вас оформить не успеем (это ведь в пятьдесят втором году происходит, речь идет о выезде в капстрану). Придется вам съездить. Поприсутствуете. Может быть, вам и на поле выйти не доведется, но наличие в советской команде Бескова будет иметь значение — и для ваших товарищей, и для иностранных соперников».
Читать дальше