Масутацу Ояма - Философия каратэ

У меня нет намерения оставлять крупную организацию каратэ, которой я руковожу, моим детям. Только человеку, последовавшему по пути совершенства, которому следую я, и он сможет осуществлять руководство так, как это делаю я. Единственно важное, что я унаследовал, были дух, энтузиазм, человеколюбие и сравнение с такими великими людьми, как Миямото Мусаси, Сайго Такамори, Бисмарком, Конфуцием и Шакьямуни. Я не оставлю крупного состояния своей семье (я часто повторяю своим ученикам, что они могут плюнуть на мою могилу, если я это сделаю). Но я очень надеюсь передать будущим поколениям факел надежды, который будет укреплять, вдохновлять и озарять их так же, как и меня на моем пути.

Как я уже сказал, находясь в тюрьме после Второй мировой войны, я был обеспокоен своим будущим, так как не имел специальности, и поэтому решил посвятить себя каратэ. Тогда многие были враждебно настроены к боевому искусству из-за ужасных экспериментов, проводимых японской военщиной до и во время войны. Но видя, как процветает гангстеризм, а также насилие и другие преступления, я понял, что страна без тренированных людей никогда не сможет добиться независимости. Поэтому я выбрал каратэ и когда освободился из заключения, отправился в лес, на гору Кийосуми, где тренировался полтора года.

Это было прекрасное место с величественными кедрами и другими деревьями, речкой с водопадами, бежавшей между скал по каменистым долинам. На половине пути к вершине стоял храм Кийосумидера. Я жил неподалеку, в развалившейся хижине сторожа.

Я полагаю, что практически каждому, полностью отдавшему себя выбранному курсу, следует пройти через тренировку в одиночку, подобно мне. Но это нелегко. Самое страшное — это одиночество. В полной изоляции низменные инстинкты проявляются сильнее. Есть только два пути для преодоления одиночества: покинуть это место или мобилизовать все силы для преодоления его и помочь себе в выполнении поставленных целей. Я выбрал последнее. За поддержкой я обращался к разного рода вещам. Например, я сбривал бровь, купался в водопадах, вздувшихся от обильного дождя. Сидя в воде, я погружался в созерцание Дзэн. Подолгу смотрел на луну и бесчисленные звезды. Иногда я даже колол свои ноги или бился головой о камни. Тем не менее, благодаря занятиям и созерцанию в сидячем положении Дзэн за 18 месяцев я впервые вошел в состояние концентрации, в котором совершенно ни о чем не думал и которое в Йогеназывается самадхи.

В день созерцания зимой и летом я сидел в горной речке или у подножия дерева или стоял на скале. Занятия каратэ влекли за собой сотню катаежедневно плюс тренировки, схватки со стволами деревьев и валунами. Ночью, когда одиночество было невыносимым, я пытался совершенствоваться в духовном созерцании, обращаясь за помощью к нескольким приемам. Иногда я читал наизусть сутры, глядя на пламя свечи или кусок бумаги на стене полузакрытыми глазами. На бумаге я написал характеристики, определения для спокойствия (справа) и для действия (слева). Иногда у меня были галлюцинации. В шорохе ветвей и птичьем пении мне чудились человеческие голоса. Крики лисиц и барсуков были утешением. Слыша их, я успокаивался потому, что теплокровные создания находились рядом.

Тренировка днем была такой интенсивной и такой сконцентрированной духовно, что я надолго забывал о трудностях. Поэтому днем я был обычно в хорошей форме, но в подавленном состоянии ночью. Однако к концу моего пребывания в горах я почувствовал проблески того, что означает освобождение и отречение — состояние, когда ни о чем не думаешь. Еще мне помогали мои друзья — лисицы, приходившие каждую ночь, дети, которые указывали на меня пальцами: «Тенгу» (длинноносый домовой) и мой успех — после многих неудач в разбивании булыжника ударом шуто (ребром ладони).

Я постепенно стал способен достигать углубленного духовного единства, так как я шел от сосредоточения, концентрации к освобождению и затем к бездумному, отрешенному состоянию освобождения, когда мог видеть все движения и реагировать на них моментально, не раздумывая. В таком состоянии человек способен справиться с любым нападением. Независимо от того, какое применяется движение, тело реагирует быстро и точно. Когда я достиг этого, я понял, что люди больше не являются моими врагами, и решил испытать свою силу на быках. В схватках с быками и людьми, вдвое превосходившими меня по силе, я не всегда был в отрешенном состоянии освобождения. Однако я находился в нем, когда повергал своих противников. Иногда, отключая сознание или боясь проиграть, я применял более сильные атаки, чем это было необходимо, что влекло за собой тяжкие повреждения, требовавшие лечения до двух месяцев.