Андрей Букин - Пара, в которой трое

Нас взяли в Вену не потому, что мы стали третьим дуэтом в стране. На чемпионате СССР мы оказались пятыми – за Зуевой и Витманом, за Гараниной и Завозиным. Но Татьяна Анатольевна ходила по кабинетам, доказывала: «Бестемьянова и Букин должны поехать в Вену! У них есть будущее!» И ей удалось добиться, чтобы нас взяли на первенство мира. Игорь Александрович Кабанов, который в те годы ведал в отделе фигурного катания Спорткомитета спортивными танцами, тоже считал нас интересной парой и ратовал за то, чтобы мы попали на чемпионат. Конечно, наша поездка в Вену смахивала на авантюру, и уж никто не ожидал, что мы окажемся на десятом месте. Я думала, что нас никто никуда посылать больше не будет.

Спустя месяц мы попали на международный турнир во французский город Морзин. Ах, если бы я не упала в оригинальном танце, мы бы выиграли и у брата и сестры Хэшманов из Австрии, и у Торвилл и Дина! Англичане заняли на чемпионате мира в Вене восьмое, немцы – седьмое место.

Вену я запомнила очень хорошо. Мы жили коммуной и шатались всюду большой компанией – Моисеева и Миненков, Бобрин и Букин, я и Наташа Стрелкова, одиночница из Ленинграда. Все собирались в нашем с Наташей номере, как в штабе. Прошло несколько лет, и все изменилось: отныне каждый отдыхает у себя и держится во время соревнований замкнуто, а тогда мы толпой уходили гулять каждый вечер на полчаса, чтобы спать хорошо. Если у Бобрина короткая программа, все сидят и ждут Игоря. Он придет, скажет: «Опозорился!» – и отправляемся на прогулку (в Вене Игорь выступал неудачно, но почему-то не очень переживал).

Татьяна Анатольевна ходила какая-то вздернутая, потом я поняла, что это связано с Моисеевой и Миненковым. Она знала, что они, воспитанные ею с детства, от нее уходят, она ничего не смогла сделать: они проигрывают и чемпионские звания не вернут. Она пыталась скрывать свое настроение, но, поскольку я ее хорошо чувствую, мне казалось, что свое плохое настроение Татьяна Анатольевна срывает на мне. На самом деле ее состояние все время передавалось мне, а я дрожала и тряслась. Игорь, посмотрев, как я извожусь, сказал: «У вас такая хорошая программа, вы ее так прекрасно танцуете, что ты волнуешься?», и я сразу успокоилась. Чего я волнуюсь? Программа же лучшая в мире.

Когда мы закончили произвольный танец, я видела, как радовалась Татьяна Анатольевна. Я думаю, что именно в тот момент она утвердилась в мысли, что с нами нужно работать. Может быть, она повезла нас, не особо веря, что из такой наскоро слепленной пары может что-то получиться? Может, она добивалась нашего участия в чемпионате по какой-то тренерской инерции, мол, надо и все? Но не исключено, что она в нас верила с самого начала.

Меня, конечно, поразило, что нас пригласили выступить в заключительном вечере. Но по-настоящему я заволновалась, когда тур сильнейших, колеся по Европе, приехал в Советский Союз, и нас включили в эту компанию для выступления в Москве и Ленинграде. Страх, что в конце концов нас заменят на кого-нибудь более опытного, меня не покидал до выхода на лед. Тогда в стране существовало не меньше пятнадцати танцевальных дуэтов мирового уровня.

Спортивные танцы – единственный вид фигурного катания, который всегда собирает полные трибуны. Но линия развития танцев, по-моему, в 80-х годах начинала загибаться совсем в другую сторону. Танцы во всем мире становились все зрелищнее и зрелищнее, у нас же требовали, чтобы на первом месте стояла идеальная классическая позиция. Из конца 80-х решили перескочить назад, в конец 50-х.

Андрей.Вернулись из Вены в Москву, тренировок не прекращали, но особенно не выкладывались. Немножко гордости появилось и немножко самоуспокоенности – все же мы теперь в сборной, вот и на «мир» съездили. Кавалькада лучших, совершающая турне по Европе, приехала в Ленинград, Москву и Киев. В Киеве нам не разрешили выступать. Днепропетровцы Карамышева и Синицын входили тогда в сборную Украины, и предпочтение отдали им. Отношения тем не менее у нас сохранялись вполне дружеские, мы из одного спортивного общества, знакомы с детства, десятки раз встречались на сборах. Я учил Ростислава шагам в пасодобле, он учил меня играть в шахматы. Ростик, по-моему, имел шахматный разряд, отец у него шахматный тренер. Я помню, как он мне объяснял движение фигур. Это происходило в сибирском шахтерском городе Глазове, в гостинице, за окнами которой стоял страшный мороз и билась вьюга.

Правда, во время соревнований мы с ним не общались, точно так же потом я никогда не разговаривал на турнирах с Дином. Перебросимся парой фраз, но не больше. А зачем? Нервы друг другу трепать?