Андрей Букин - Пара, в которой трое

Первой с предложением перейти к Тарасовой ко мне подошла ее тогдашний хореограф Лера Кохановская, а потом уже подъехал Андрюша. Я сидела за бортиком, а он катался передо мной по краю катка: «Наташа, как ты смотришь на то, чтобы перейти в танцы?» Наверное, он нервничал, но мне показалось, что такой важный вопрос он задал как-то равнодушно. Он взрослый, ему девятнадцать, мне – шестнадцать, я совсем еще ребенок, а с детьми надо говорить по-другому. Кстати, долго мне казалось, что Андрей значительно старше. Прошло лет шесть, пока я не почувствовала себя с ним наравне. А первые два года он казался мне недосягаемым, представителем другой, взрослой жизни.

Андрей.К сезону 1976 года мы, чувствуя отношение тренера к Ольге, готовились плохо, часто ссорились. Надежда Степановна нам добавляла «радости», не скрывая своего отношения к перспективам нашего дуэта. Не ладилась новая программа. Я стал придирчиво относиться к обязательным танцам, пришла пора делать в них скачок, но Надежда Степановна уже не находила для нас времени, да и Ольга устала от того, что на нее все давят.

Первый старт в сезоне состоялся в июле в Вильнюсе на Кубке профсоюзов. Накануне соревнований мы уехали в Москву. Но начальство нас вернуло обратно. Улетели в воскресенье утром вместе с Надеждой Степановной, а вечером уже без нее поездом поехали обратно. Родители во всю эту катавасию не вмешивались. Я с четырнадцати лет сам решал свои спортивные проблемы, и они мне доверяли.

Помню, как ежедневно после школы я ехал прямо к Ольге, а бабушка, которую я так боялся, стала лучшим моим другом. Так прошли девятый, десятый и одиннадцатый классы. В девятом я долго страдал, а в десятом признался Ольге в любви. Произошло это так. В Первоуральске на новогоднем вечере, когда мы прощались с 1974 годом, за Ольгой стал ухаживать Боря Харитонов, был такой фигурист. Ольга с ним даже танцевать пошла. Пришлось мне с Борькой поговорить. Я никогда в жизни не дрался, но тут начал хватать Харитонова за грудки и объяснять, что если еще раз подобное увижу… А чтобы укрепить свои позиции, пришлось сказать: «Оля, я тебя люблю». Стояла уже ночь Нового, 1975 года.

Разве после всего, что произошло между нами, я бы смог кататься с другой девочкой? Но Ольга сама решила, что с фигурным катанием у нее покончено. И я склонялся к такому же решению. Мы уже закончили первый курс института, мастера спорта, взрослые люди. Прошло несколько месяцев, как мы не тренировались, и тут я встретил мужа Надежды Степановны Сергея Гавриловича. Он спросил: «Хочешь еще раз попробовать? В группе Тарасовой мальчики нужны». Через некоторое время он позвонил домой с тем же вопросом. Я к Ольге: «Олюнь, что делать, приглашают в группу Тарасовой». Она: «Решай, как сам хочешь».

Мы сдавали зимнюю сессию, писали ночи напролет шпаргалки по общественным наукам. Первая и последняя нормальная сессия, дальше таких уже не получалось.

К Тарасовой на тренировку я впервые попал в октябре, а на первый сбор с ее учениками отправился в ноябре. Причем билет на поезд в Северодонецк я покупал сам, талоны на питание получал чужие. Официально я у нее еще не числился. Я Татьяне Анатольевне сразу предложил Ольгу. Она мне сказала: «Подумаем», а Ольга ни в какую: «Не пойду!» Хотелось мне настоять, но я этого сделать не смог, а спустя три или четыре года Ольга мне сказала: «Почему ты не заставил меня вернуться?»

Наташа.Предложение перейти в танцы подняло мне настроение. Где-то в душе я понимала, что карьера одиночницы подходила к концу. Домой я вернулась в смятении чувств. Мама меня встретила около автобусной остановки, мы пошли домой, я говорю: «Мама, мне в танцы предложили перейти», – и начинаю плакать. Она никак не могла понять, отчего я реву, а я просто не знала, что мне делать. А потом решила, что я нервы себе треплю, да пропади они пропадом, эти танцы. Не хочу о них даже вспоминать, раз это доставляет столько беспокойства – не хочу. На чемпионате страны я выступила плохо и ходила после него на тренировки с такой мыслью: «Пускай я десятая, зато теперь еще больше работать буду». Только дня два или три продержалась у меня эта мысль.

Тренировка у Плинера с восьми до одиннадцати утра, потом приходит группа Тарасовой. Мы встречаемся с Андреем, но он мне ничего не говорит. Я подумала: «Ну и ладно, и слава богу». Обида не возникла, я так напереживалась и нанервничалась, что уже сил на обиды не осталось. Но тут после очередного моего неудачного приземления (я пыталась сделать тройной прыжок) подходит ко мне Татьяна Анатольевна и говорит: «Хватит тело портить, давай приходи в танцы». Она так легко это сказала, что я вечером просто взяла и пришла на тренировку танцоров. У Татьяны Анатольевны вообще есть свойство с легкостью решать судьбы людей. Но Татьяна Анатольевна в этот вечер на каток не пришла. «Как она может так поступать! – переживала я. – Завлекла, а сама про меня забыла». При моем характере подобный визит – героический поступок. В глубине души я таила план: в крайнем случае сразу сбегу обратно в свое родное одиночное катание. В этот вечер рядом почему-то оказались парники из ЦСКА Надежда Горшкова и Евгений Шеваловский, и он, бодро проезжая мимо, сказал: «Да не красней ты так, если что, мы тебя поддержим». Чем меня собирался поддержать Шеваловский, и сейчас понять не могу, но мне почему-то стало легче.