Кристофер Макдугл - Рожденный бежать

Кабальо отставал примерно на четверть мили, так что ему прекрасно было видно Скотта и охотников за Оленем, когда они сокращали разрыв с юрикскими тараумара на холме за рекой. Когда Кабальо увидел, что они направляются обратно к нему после первого разворота, он был поражен: на протяжении всего лишь четырех миль команда Юрика опередила всех на четыре минуты. Они обогнали не только двух лучших бегунов-тараумара своего поколения, но и величайшего честолюбца в истории западного бега на сверхдлинные дистанции.

— Нет. Это уж слишком. Черт! — прорычал Кабальо, бежавший в своей группе вместе с Тедом, Эриком и Мануэлем Луной. Когда они добрались до разворота в крошечном тараумарском поселке Гуадалупе-Коронадо, Кабальо и Мануэль принялись расспрашивать зрителей. И очень быстро выяснили: юрикские тараумара выбирали боковые тропы и срезали дистанцию. Вместо ярости Кабальо испытал прилив жалости. Он понял: юрикские тараумара утратили старинную манеру бега, а заодно и уверенность в себе. Они больше не были бегущими людьми; они просто отчаянно пытались держаться на уровне живых теней своих прежних «я».

Кабальо простил их — как друг, но не как распорядитель состязаний. И он сказал свое веское слово: юрикские тараумара были дисквалифицированы.

Добравшись наконец до реки, я удивил сам себя. Я так напряженно следил за тем, куда ставлю в темноте ноги, и мысленно прокручивал контрольный перечень (согнуть коленки… птичья походка… следов не оставлять), что, когда начал переходить вброд речку по колено в воде, меня вдруг осенило: а я ведь только что отмахал три километра и даже не почувствовал этого, более того, ощутил гораздо большие, чем до старта, легкость и раскованность, прилив энергии и упругость мышц.

— Давай сюда, Осо! — крикнул мне Боб Фрэнсис с другого берега. — Тут впереди небольшая горка. Можешь не волноваться.

Я выбрался из воды и полез на песчаную дюну, глядя в будущее со все большей надеждой. Конечно, мне много предстояло еще пройти, но, судя по тому, как у меня шло это дело, я, наверное, мог бы легко протопать первую дюжину километров или около того, прежде чем мне пришлось бы серьезно потрудиться. Я пошел вверх по тропе как раз в тот момент, когда солнце начало скрываться за вершиной каньона. В одно мгновение все вокруг вспыхнуло разноцветными огнями: искрящаяся алмазами река, мерцающая зелень густого леса, коралловая змея, кольцами свернувшаяся прямо у меня под ногами…

Я вскрикнул и спрыгнул с тропы, но, не удержавшись на ногах, поехал вниз по крутому склону, судорожно хватаясь за кусты, чтобы остановиться. Я взглянул вверх и увидел змею, неподвижной спиралью лежавшую на том же месте и готовую броситься в атаку. Если бы я полез обратно наверх, то рисковал бы получить смертельный укус, а если начал бы спускаться вниз к реке — мог бы свалиться с обрыва в воду. Мне не оставалось ничего другого, как пробираться обходным путем вверх, попеременно хватаясь руками за колючие кусты.

Первый куст… выдержал, за ним второй. Когда впереди осталось уже всего ничего, я осторожно вытащил себя на тропу. Змея по-прежнему перегораживала мне путь, имея на то вполне веские основания… она была мертва. Кто-то уже толстой палкой перебил ей хребет. Я протер глаза от пыли и обревизовал нанесенный мне ущерб: раздражение на обеих голенях от елозания по камням, колючки в ладонях, сердце колотится в груди как овечий хвост. Я зубами вытащил колючки и кое-как промыл глубокие раны тонкой струйкой воды из бутылки. Ну, теперь можно двигаться дальше. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь застал меня там — всего в крови и на нервах, рядом с дохлой змеей.

Чем выше я взбирался, тем сильнее припекало солнце, но после предрассветной прохлады жара скорее бодрила, чем изнуряла. Тут я вспомнил слова Эрика: «Если это воспринимается как работа, значит, ты работаешь чересчур усердно» — и решил выкинуть все из головы и не зацикливаться на своем маховом шаге. Я достал бутылку и потихоньку стал потягивать воду, наслаждаясь красотами каньона и наблюдая, как солнце золотит лучами вершины предгорья на том берегу реки. Достаточно скоро, как мне казалось, я окажусь где-нибудь там.

Минутой позже на тропу из-за поворота вынырнул Скотт, сверкнул в мою сторону улыбкой, поднял вверх два больших пальца и испарился. Сразу за ним появились Арнульфо и Сильвино и промчались мимо меня в раздувающихся парусами балахонах. Я понял, что, должно быть, приблизился к участку спирали. Я поднялся до следующего витка, и… вот оно — Гуадалупе-Коронадо. Моим глазам явилось нечто большее, чем побеленное здание сельской школы: там стояло несколько маленьких домиков и крохотный магазинчик, где продавалась теплая газировка и пыльные пачки печенья. И я, находясь на довольно большом расстоянии — 1500 метров, все-таки расслышал доносившиеся оттуда приветственные возгласы и грохот барабанов.