Валентина Плешакова - Русская печь. Багеты, карнизы, рамы...(Сделай сам №2∙1996)

В.М. Плешакова

Как зачин жизни воспринималось в семье каждодневное занятие хозяйки — растопка печи. И, действительно, лишь заиграют языки пламени на решетке дров, в доме все приходит в движение. Не потому ли в украшении избы, в элементах ее отделки так часто у нас встречается петух — символ очага, огня и света?

Исследователи русского быта объясняют языческое поклонение славян огню приверженностью роду, пониманием себя как частицы живого мира с его извечным круговоротом. В «Материалах для географии и статистики России, собранных офицерами генерального штаба», и увидевших свет более ста лет назад, издатель этой работы М.Цебриков записал такое наблюдение: «При устройстве нового очага огонь переносится непременно со старого очага: без этого нельзя ожидать прежнего довольства. Если по отдаленности нового жилища нельзя перенести туда старый огонь, то берут, по крайней мере, принадлежности очага: кочергу, ухват и т. д., как это делают переселенцы из Смоленской в малоземельные губернии».

Ритмы бытия, ритуалы определялись тем, насколько крестьянин приспособил такое устройство, как русская печь, для жизнедеятельности своей и домочадцев.

Поистине все существование человека, с рождения до последнего вздоха, проходило рядом с печью.

По сибирским приметам само появление нового человека на свет доставалось его матери с меньшими муками, если она во время родов держалась за забор печи — верхнюю боковую доску, которая отделяет дверь от деревянных пристроек к печи. Тем временем на плите роженице готовились отвары трав и ягод.

Отрезав пуповину и обмыв в корытце, младенца пеленают и в подушках укладывают на печь. Пока не подрос, не встал на ножки, его, оберегая от простуды, и купают в печи, напаривая березовым веником непременно со словами:

«Спи по ночам, расти по часам, не слушай, где собаки лают, слушай, где люди бают». Потом следует три раза постучать веником о лавку и продолжить:

«Как на венике листочки не держатся, так пусть на рабе Божьем (имярек) уроки, призоры, страхи, переполохи не держатся». А если дитя все же чахнет, на Новгородчине, бывало, вылечивали его в несколько приемов, повторив такие действия. Каждый раз размеры ребенка отмечают узелками на нитке. Потом его над квашонкой перед челом печи обливают водой. Нитку с мерками надо кинуть в первый огонь с приговором: «Как эта нитка, пусть сгинет хворь с раба Божьего…» — и называется имя.

Чтобы соска оставалась чистой, ее либо держат в квасе всю ночь, либо прогревают на шестке остывающей печи.

Прикармливая ребенка, молоко для него затапливают в горшке.

Как только приходит время отнимать малыша от труди, кормилице надо сцедить каплю на горячую плиту, тогда, по всеобщему убеждению, молоко у матери перегорит разом, и она безболезненно переживет этот период.

И хоть из народного опыта многое позабылось или наскоро было отвергнуто, кое-где до сей поры сохранились обычаи и приемы домашнего лечения с помощью печи. Такое врачевание — наука своеобразная и сложная, много в ней обрядового, основанного на поверьях, не бесспорного, но и тысячелетиями выверенного, интуитивно найденного, исцеляющего немало.

Русская печь всегда служила крестьянину верой и правшой, пребывала первой помощницей в многочисленных хозяйственных нуждах.

С наступлением холодов жизнь семьи сосредоточивалась на подворье. Хозяину предстоял обмолот зерна, надо было довести до ума лен, выкормить-выходить скотину и ее приплод, до посевной наладить орудия, инвентарь и выкроить еще время на занятия ремеслами. Тут без печи шагу не ступить.

В ней же готовили на все семейство еду, выпекали хлебы и всевозможные пироги, сушили зерно, ягоды, лен. А где, кроме того, мог крестьянин запарить корм скоту — козам, овцам, свиньям, птице? Высушить мокрую одежду, валенки, рукавицы или впитавшую влагу конскую сбрую? На печи подсушивались сырые телячьи кожи, продубленные шкурки лесных зверей.