Алексей Казарин - Дачный сезон

Мой отец, основная профессия которого политработник (был коммунистом), к которому, несмотря на многие его недостатки, я относился с большим уважением. По натуре своей философ, он об этом размышлял так: «есть ли Бог или нет его мы этого не знаем, а потому утверждать и отрицать не можем. Что-то в Природе есть!» И приводил к тому очень интересную мысль Георга Вильгельма Фридриха Гегеля: «То, что может быть пока не существует, но оно существует, потому что может быть».

То, что может быть даже в мыслях человека существует?! Тогда для меня это была пустая фраза, анахронизмом. Я был далек от восприятия божественной Истины и любые явления в жизни мог объяснить лишь с материалистической точки зрения. Монах с собакой, наверняка, не что иное, как слуховая и зрительная галлюцинация или больное, из-за страха, воображение девочки; деньги и звездочка на крылечке помощь пионеров тимуровцев или сердобольных соседей, каким-либо образом узнавших о беде одинокой многодетной женщины; предсказания и сны случайные совпадения. Нам эти понятия прививались с детства.

«Юные пионеры! К борьбе за дело Ленина Сталина будьте готовы!» торжественно призывали в школе. Затем комсомол, партия. И потому мы всегда были готовы отразить «мракобесие».

Долго сохранялось у меня к церкви смешанное какое-то жалостливо-брезгливое чувство: с одной стороны жалость к ее прихожанам, приходящим сюда за помощью, так или иначе, как говорят «богом обиженные» (хотя Бог тут вроде и не причем); с другой к чему такое раболепие, идолопоклонство, не говоря уж об алчности ее священнослужителей.

Нельзя было не замечать и благотворного влияния церкви на нравственность населения, проповедовавшей «моральный кодекс строителя коммунизма». Помню, с каким блаженным чувством мы, ребятишки, т.е. я и четыре моих сестренок, возвращались из церкви после обряда крещения (крестили нас в возрасте от 5 до 12 лет) купания и обтирания в освященной воде. Шли и чувствовали себя настоящими ангелами, познавшими нечто такое, после чего уже не мыслилось какое-либо озорство или неблаговидные поступки.

Но даже самый большой авторитет моя мама, казалось, не верила в Бога. Рассказывала она, какие горячие диспуты проходили в Москве при больших столпотворениях между церковниками и просветработниками (среди которых были ученые, деятели культуры). На площадях, в театрах священнослужители своими проповедями доводили публику до слез и чаще выходили победителями. Но вот однажды, в соборе, на глазах честного народа известный своей добропорядочностью священник вдруг отрекся от церкви. Он вышел и вместо обычного богослужения и проповеди начал говорить о том, как горячо любил и обожал свою красавицу жену и детей, как постоянно молил Бога за их здоровье. Но вот случилось несчастье: в доме священника произошел пожар и вся семья в этом огне погибла.

Люди! Нет у меня больше Бога!.. Не верю тебе!.. Будь ты проклят! обращаясь взором к небу, с гневом воскликнул он и тут же при этих словах сорвал с себя и начал неистово топтать ногами рясу…

С тех пор мама ни разу в церковь не ходила, а попов презирала.

«Посмотри, говорила она мне, какие они все жирные и обрюзглые…». Но всякий раз, как заслышит случайно по зарубежному радио церковное песнопение, у нее от воспоминаний детства навертывались слезы.

Какой бы то ни было подходящей литературы на религиозно философские темы, атеистической, в тот период практически не существовало. Были у меня попытки почитать Библию, но эти книги хранились лишь у ветхих старушек, которые берегли их, как зеницу ока, в руки никому не давали. Признаюсь, и много позднее, как-то достав ее, я наткнулся в ней на довольно скучное, непонятное и, как мне казалось, примитивное повествование. Куда интереснее оказалась «Библия для верующих и неверующих», убеждающая своих читателей в абсурдности существования Бога.

На фоне такой «идеологической» обработки возникали какие-то сомнения, но не было никакой веры. «Вот если бы Бог сам явился к людям или же при мне совершались какие-то чудеса вот тогда каждый поверил бы в Него!» рассуждал я.

У нас в доме никогда не было радиоприемников, висели одни динамики и репродукторы, вещавшие единственную программу Всесоюзного радио. Таким образом, мы были оторваны от всего мира.

Но однажды, как-то занявшись радиолюбительством, я собрал супергетеродинный ламповый приемник, принимавший на коротких волнах радиостанции «Голос Америки», «Свобода», «Немецкая волна». Помимо интересной политической информации и освещения событий у нас в стране и за рубежом, иногда прислушивался и к религиозным передачам. Церковь посещать запрещалось комсомольцам, да и самому как-то стыдно было в ней появиться, но о чем там проповедовали тоже интересовало и краем уха, я часто прислушивался, о чем у них идет речь.