Надежда Толоконникова - The Question. Самые странные вопросы обо всем

Суммарное влияние катастроф на ВВП будет зависеть от комбинации вышеперечисленных факторов: вкратце, если в результате катастрофы производственные мощности не пострадали, но при этом есть необходимость и возможность вести новое строительство, то ВВП, скорее всего, повысится; а вот если в результате катастрофы оказались разрушены заводы и объекты инфраструктуры, то ВВП, скорее всего, снизится.

ЕВГЕНИЙ ДУНАЕВ

Научный сотрудник Зоологического музея МГУ

У многих животных в период спячки замедляются обмен веществ и дыхание. Частота вздохов при этом существенно уменьшается, и, соответственно, увеличиваются периоды между актами дыхания. Летучие мыши и суслики, например, вдыхают всего 1 раз в минуту, а орешниковая соня (Muscardinus avellanarius) способна задерживать дыхание до 11 минут (правда, после этого делает сразу несколько вздохов подряд).

Задержка дыхания коррелирует с понижением других физиологических реакций. Частота сердечных сокращений ежа, например, снижается с 230 до 24 ударов в минуту. А температура тела орешниковой сони во время гибернации падает с 36°С до 0,25°С. Все это существенно экономит энергию в период неблагоприятных условий, но и смертность во время зимней спячки может быть значительной (у орешниковой сони в Подмосковье – до 70 %). Удивительно вообще, как они выживают при таких обстоятельствах.

Дыхательный центр во время гибернации обычно сильно угнетен, и вентиляция легких минимальна. Но ещё более оригинально выглядит дыхание в период диапаузы у насекомых на личиночной стадии. Многие из них замещают обычное дыхание кислородом на анаэробное (бескислородное). В этом случае можно вообще говорить об остановке воздушного дыхания.

ОЛЬГА КУЗЬМЕНКОВА

Журналист

В Москве я закончила журфак МГУ, сейчас учусь в магистратуре City University London (Cass Business School). Плюс в годы учебы на журфаке несколько месяцев училась по обмену в голландском Windesheim University of Applied Sciences. Могу сказать, что российский «специалист», западный «бакалавр» и «магистр» – это три совершенно разные истории.

Российское образование проигрывает в том, что в нем мало контроля над уровнем образования студентов: ты учишься целый семестр, а потом на экзамене должен ответить на два вопроса из, например, 60. В Голландии и в Англии я проходила за семестр 10–12 разделов, а на экзамене гарантированно получала вопрос по каждой из пройденных тем. То есть сдать экзамен, когда спасает чистое везение, как это хоть раз бывало с каждым в России, в Европе невозможно. Более того, в отличие от России, совершенно нет человеческого участия: в пограничных случаях оценка почти всегда трактуется не в пользу студента, вне зависимости от того, принимал ли он активное участие в дискуссиях на семинарах или просто молча писал свой конспект где-нибудь в последнем ряду (в отдельных случаях преподаватель может на первой лекции предупредить, что, например, 10 % оценки для ВСЕХ студентов будет зависеть от степени участия в семинарах).

Во-вторых, в западных вузах стараются сделать пребывание студента в высшей школе максимально комфортным (это связано с тем, что часть рейтинга определяется уровнем удовлетворения учащихся). В России лекция – это чаще всего когда преподаватель полтора часа стоит за кафедрой и читает глубоко теоретический курс; студенту предлагается подстроиться под эту систему и научиться понимать преподавателя и сложные теоретические концепции на слух.

В западных вузах основа лекции – слайды, подготовленные преподавателем, где весь учебный материал уже представлен в виде конспекта, часто с картинками и иногда с каким-нибудь видео по теме. С одной стороны, гарантировано большее вовлечение студентов в учебный процесс, плюс учебный материал реально разжевывают. С другой стороны, и на эту тему сейчас часто пишет западная пресса, студенты начинают думать, что то, что на слайдах, – это и есть весь учебный материал по курсу. Кроме того, слайды усугубляют проблему клипового сознания, когда людям сложно долго концентрироваться на одной задаче или на одном тексте, сложно оценить разные грани проблемы и сложно рассматривать вопрос в более широком контексте.

И вот тут мы приходим к главному преимуществу российского образования. В отличие от западного бакалавриата в российских вузах закладывают фундаментальные знания и формируют понятие о системе и контексте. Если на голландском журфаке у меня были исключительно прикладные предметы (онлайн-журналистика, гражданская журналистика, европейская политика, межкультурное общение), то в российском вузе того же направления, помимо специальности, у меня была и литература, и четырехлетний курс русского языка, и история, и социология, и философия, и много всего другого.