Джон О'Коннелл - Энциклопедия специй. От аниса до шалфея

«Обычно кости и другие части мумии перемалывают вместе, так что получается более твердый и менее легкоплавкий порошок, чем краситель, сделанный из одного асфальта. Лондонский продавец красок сообщает мне, что одна египетская мумия дает достаточно материала для того, чтобы удовлетворить требования его покупателей на двадцать лет вперед» [197].

Трудно определить, при написании каких конкретно картин был использован этот пигмент, но, безусловно, мумия коричневая присутствовала на палитрах Эжена Делакруа (1798–1863) и художника-прерафаэлита Эдварда Бёрн-Джонса (1833–1898). Некоторым критикам нравилось, как ведет себя этот пигмент на кисти, другие считали, что его неестественный состав работает против него. Так, авторы художественного словаря Adeline’s Art Dictionary (1905) едва ли не с разочарованием сообщали, что пришли к следующему выводу: мумия коричневая «не может быть рекомендована художнику. Эта краска дает богатый цвет, но плохо сохнет, не обладает постоянством свойств и может содержать аммиак и частицы жира» [198].

Бёрн-Джонс, который пользовался мумией коричневой многие годы, по-видимому, не подозревал, из чего она состоит. Когда его друг художник Лоуренс Альма-Тадема (1836–1912) донес до Бёрн-Джонса эту новость (а сделал он это невольно, в ходе невинной послеобеденной болтовни о любимых цветах и красках), Бёрн-Джонс испытал настоящее потрясение. То, что произошло дальше, прекрасно описала его жена Джорджиана в биографическом очерке, опубликованном после смерти художника:

«Сначала Эдвард отклонил саму мысль о том, что этот пигмент может иметь что-то общее с мумиями, и сказал, что, наверное, художники только название заимствовали для описания этого оттенка коричневого цвета. Но когда его убедили в том, что в краску на самом деле входят частички подлинной мумии, он сразу нас оставил, поспешил в студию, вернулся с единственным тюбиком этой краски, который у него был, и настоял на том, чтобы немедленно устроить ему достойные похороны. В зеленой траве у наших ног была выкопана ямка, и мы все наблюдали, как он опустил в нее тюбик, а девушки отметили это место, посадив над ним ромашку» [199].

Одним из тех, кто присутствовал на этой странной церемонии похорон, был племянник Бёрн-Джонса, будущий писатель Редьярд Киплинг (1865–1936), которому тогда было лет десять. Киплинг потом вспоминал, как его дядя «вышел на яркий солнечный свет с тюбиком мумии коричневой в руке, сказал, что он понял, что эта краска сделана из мертвых фараонов, и потому мы должны ее достойным образом предать земле. Так что мы все вышли из дома и помогли ему устроить эти похороны. Я и сейчас могу показать с точностью до фута, где лежит этот тюбик» [200].

Что удивительно – краску мумию коричневую продолжали продавать вплоть до середины 1960-х годов, и производство было прекращено только тогда, когда стало невозможным поставлять необходимое сырье. Как сообщил журналу Time в 1964 году Джеффри Роберсон-Парк, управляющий директор лондонской компании C. Roberson, производившей краски для художников: «Безусловно, мы могли бы раздобыть несколько странных конечностей, которые где-то там лежали, но этого недостаточно для того, чтобы продолжать производить пигмент. Мы продали наш последний тюбик мумии коричневой несколько лет назад – насколько я помню, за три фунта. Все, ее больше не будет. Нам точно неоткуда ее взять» [2001].

Myristica fragrans

В начале 1880-х годов ранним майским утром Анна Форбс и ее муж Генри Форбс стояли на палубе парохода, приближавшегося к Банда, архипелагу из девяти островков, который находился в тысяче миль к востоку от Явы, главного острова Голландской Ост-Индии.

Генри, уважаемый шотландский ботаник и орнитолог, тогда занимался сбором материалов для книги «Странствия натуралиста по Восточно-Индийскому архипелагу» ( Henry Forbes. A Naturalist’s Wanderings in the Eastern Archipelago, 1885). Он в одиночку съездил на Суматру, но потом вернулся в главный местный коммерческий и транспортный узел Батавию, ныне Джакарта, чтобы забрать Анну и поехать с ней на Тимор.

Напористая и своевольная Анна меньше всего походила на женщину, которая находится «за мужем». Она планировала написать собственную книгу, помня, что, хотя она и Генри «в основном обладали одним и тем же опытом», но смотрели на него «с совершенно разных точек зрения». Ее наблюдения над их «благородно-кочевым» образом жизни действительно были опубликованы позднее, в 1887 году, под названием Insulinde (этот архаичный морской термин обозначал моря Юго-Восточной Азии). Как объясняла Анна в предисловии, эти записки писались для женщин, которым «может наскучить смесь из научных материй», представленная в исследовательской работе Генри. На самом деле книга Insulinde была посвящена в основном каждодневным неурядицам, сопровождавшим перемещения европейцев, которые выбрали форму одежды, неподходящую для местного климата, но стараются держаться с определенным шармом и непосредственностью.