Спрос на мумиё был настолько велик, что копатели в спешке не только оскверняли тысячи исторических захоронений людей и животных – возникла, можно сказать, индустрия по производству мумиё. Люди растаскивали большинство невостребованных трупов, которые каждый день выносили из тюрем и больниц. Историк Мухаммад ибн Ияс (Muhammad ibn Iyas, 1448–1522) упоминает приговор неким египетским купцам, обвиненным в изготовлении мумий из недавно умерших людей и продаже их европейцам в качестве источника мумиё по 25 динаров за кантар. Торговцев признали виновными, отрубили им руки, а потом повесили.
Бо́льшая часть импортного мумиё поступала на европейский рынок в виде порошка. Но торговля неразложившимися останками, похищенными из египетских гробниц, также процветала. Сэмюэл Пипс (1633–1703) в своем дневнике рассказывает о том, что он ходил смотреть на древний труп в амбар одного купца, расположенный рядом с Темзой. Очевидно, он ожидал, пока мумию развернут и разделят на части: «Я никогда до этого не видел мумий, но мне понравилось, хоть это неприятно для глаз; он [то есть купец. – Авт. ] дал мне немного останков, в том числе кость из руки» [193]. Томас Петтигрю (1791–1865) в своей «Истории египетских мумий» ( Thomas Joseph Pettigrew. History of Egyptian Mummies, 1834) открыто говорит о масштабах мародерства:
«Не успели мы понять, что мумия представляет собой препарат, ценный в медицинской практике, как многие спекулянты уже приступили к торговле; гробницы разрушались, а извлеченные оттуда мумифицированные тела расчленялись с целью продажи» [194].
Публикация новаторского для своего времени исследования Джона Гривза (1602–1652) «Пирамидография» ( John Greaves. Pyramidographia, 1646), посвященного комплексу в Гизе, открыло новую эпоху, так сказать, «упырь-туризма». К середине XVII века число любопытствующих европейских визитеров в Египте стало достаточно велико для того, чтобы французский ювелир Луи Бертье открыл в Каире древнеегипетскую «кунсткамеру» и руководил этим «аттракционом» в течение двадцати двух лет. К началу Викторианской эпохи такие останки хранились в огромном числе кабинетов в Лондоне, Париже и других крупных городах Европы. Египетские реликвии составляли основу коллекций таких эстетов, как архитектор сэр Джон Соун (1753–1837). В марте 1825 года он устроил трехдневную вечеринку в своем лондонском доме на 13 Линкольнс-Инн-Филдс по случаю приобретения саркофага фараона Сети I, правившего приблизительно в 1290–1279 годах до н. э.
Появились и ученые-шоумены, одним из которых можно считать уже упоминавшегося Петтигрю. Когда-то выдающийся хирург, Петтигрю превратился в антиквара, собиравшего огромное число людей на частные вечеринки. В ходе этих встреч он «разворачивал» мумии (то есть выполнял их вскрытие), закрывая глаза на собственное сходство с гробокопателями, против которых так рьяно выступал в своей книге.
Мало кто сейчас, наверное, не согласится с мнением философа сэра Томаса Брауна (1605–1682), который считал, что использование мумиё является формой «мрачного вампиризма». Что думали люди, когда они проглатывали этот порошок или смазывали больное место мазью, в состав которой входило мумиё? Разве их останавливал тот факт, что «многих, кто принимал черный порошок, сразу же начинало выворачивать»? [195]. (В начальной сцене пьесы Джона Вебстера (1578–1634) «Белый дьявол» (John Webster. The White Devil) , написанной в 1612 году, Гаспаро говорит графу Лодовико, который изгнан из Рима за ужасное поведение: «Вас проглотили, словно мумию, и тут же заболев / С дурного снадобья, противного природе, / Извергли из себя с блевотиною вместе». Филип Маккоут утверждает, что существовало «давнее убеждение, что в мумии содержится таинственная жизненная сила, которая может перейти в страдальца и помочь ему в восстановлении здоровья». Как отмечает Маккоут, эти воззрения имели свои корни в учении швейцарско-немецкого медика Парацельса (1493–1541), который считал, что «когда мы едим мясо, это не мясо возобновляет кровь и скелет нашего тела, но невидимый носитель жизни, извлеченный из плоти животных. Будучи привнесен в наши тела, он образует новые ткани и органы» [196].
Порошок из мумий имел и другое, менее отвратительное применение – он входил в краску для живописи. Мумия коричневая (Mummy Brown) – так назывался насыщенный коричневый пигмент, получавшийся при соединении порошка мумиё, сырого асфальта и смирны; его цвет находился где-то посередине между цветами жженой и свежей умбры. Химик Артур Чёрч (1834–1915), консультант по производству этого пигмента, писал:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу