Александр Дюма - Большой кулинарный словарь

После обеда Лукулл снова призвал к себе повара и сурово отругал его.

Повар просил прощения со словами:

«Но, господин мой, вы же были один».

«Именно в те дни, когда я один, следует уделять особое внимание моему столу! — воскликнул Лукулл. — Ведь как раз в эти дни Лукулл обедает у Лукулла».

Эта любовь к роскоши непрерывно возрастала до конца IV в. Именно тогда из глубин неизвестных окраин послышался грозный гул: на севере, на востоке и на юге с шумом поднимались бесчисленные орды варваров, прокатившиеся по всему миру.

Одни из них шли пешком, другие передвигались на лошадях, третьи на верблюдах или на колесницах, запряженных оленями. Они плыли по рекам на своих щитах, морские волны приносили их суда. Огнем и мечом они гнали впереди себя целые народы, подобно тому, как пастух гонит стадо своим пастушеским посохом. Они сталкивали народы между собой, как будто услышали перед этим глас божий: «Я смешаю народы Земли подобно тому, как ураган смешивает пыль».

Эти незнакомые и ненасытные гости появились на торжественных трапезах, во время которых римляне пожирали весь мир.

Сначала это был Аларих, который во главе готов продвигался в центре Италии, влекомый дыханием бога Яхве, подобно судну в страшную бурю.

«Он идет!»

Его вела не воля, его словно толкала неведомая рука.

«Он идет!»

Напрасно монах бросается на его пути и старается его остановить:

«То, о чем ты просишь, не в моей власти, — отвечает ему варвар. — Что-то торопит меня низвергнуть Рим».

Он трижды окружает Великий город волнами своих солдат и трижды, подобно отливу, эти волны откатываются.

К нему приходят послы, прося его снять осаду. Послы говорят, что ему придется воевать с армией, втрое превосходящей его собственную.

«Тем лучше, — отвечает послам тот, кто косит людей, как траву. — Чем гуще трава, тем ее легче косить».

Наконец он дает себя уговорить, и обещает уйти, если ему отдадут все золото, все драгоценные камни и всех рабов-варваров, которые находятся в городе.

«А что же останется обитателям города?»

«Жизнь», — отвечает Аларих.

Ему принесли 5 тысяч ливров золота, 30 тысяч ливров серебра, 4 тысячи шелковых туник, 3 тысячи окрашенных в пурпур кож и 3 тысячи ливров перца.

Чтобы откупиться, римляне переплавили даже золотую статую, изображавшую Отвагу.

Затем был предводитель вандалов Генсерих, который пересек Африку и двигался на Карфаген, где еще сохранились обломки Римской империи.

На Карфаген, проститутка! В Карфагене мужчины носят на голове венки из цветов, одеваются, как женщины, и, закрыв лицо, подобно странным куртизанкам, останавливают прохожих, предлагая им свою отвратительную благосклонность.

Генсерих приходит к Карфагену. В то время как солдаты карабкаются по стенам города, его жители собираются в цирке. Снаружи раздается бряцание оружия; внутри цирка слышится шум. В цирке поют певцы; снаружи кричат умирающие. У подножия городских стен раздаются проклятия тех, кто скользит по земле, пропитанной кровью, и погибает. На ступенях амфитеатра песни актеров сопровождаются звуками флейт. Наконец, город взят.

Генсерих сам приказывает стражникам отворить ворота цирка.

«Кому?» — спрашивают стражники.

«Царю земли и моря», — отвечает победитель.

Но вскоре он начинает испытывать потребность уйти прочь со своим огнем и мечом. Этому варвару неведомо, какие народы населяют поверхность земного шара, он хочет уничтожить их все. Он отправляется в порт, сажает свою армию на суда и сам последним ступает на палубу.

«Куда лежит наш путь, повелитель?» — спрашивает кормчий.

— Куда толкнет нас Бог!

— С каким народом мы теперь будем воевать?

— С тем, который Бог пожелает наказать.

Наконец, появляется Аттила. Его миссия приводит его в страну галлов. Каждый раз, когда он останавливается, его лагерь занимает площадь в три мили. У двери каждого из своих генералов он приказывает держать пленного короля, а один из его генералов должен быть в его собственной палатке. Презирая золотую и серебряную посуду греков, Аттила ест окровавленное мясо с деревянных тарелок.

Он продвигается вперед, и его армия «накатывается» на придунайские пастбища. Лань указывает ему путь через один из лесов и убегает. Подобно потоку, он проносится над Восточной империей, с презрением проходит через Рим, уже разрушенный Аларихом, и, наконец, вступает на землю, которая в наши дни является Францией. Лишь два ее города — Труа и Париж — остаются непокоренными.