Эля оказалась требовательным тренером. Суровым, но справедливым. Спуску не давала. Сейчас скажу, почему.
Первые наблюдения не обманули. Мы действительно учили комбинацию, которую оттачивали раз за разом, готовясь к отчетному концерту в конце декабря. Выступать должна была вся группа. Поэтому косячить никак нельзя. Это относилось и к угловатому Семену, и ко мне.
Семен делал все правильно. Все рисунки повторял, но его высокое нескладное тело в движении смотрелось странно и нелепо. В чем именно дело, определить было сложно. Надо делать шаг – Семен делает шаг. И Эля делает шаг. И все. Только у Семена смешно смотрится. И Эля прямо кипит, из себя выходит, постоянно исправляет, но все без толку. Все идет к тому, что будет Семен стоять на отчетнике в последнем ряду.
Со мной другая история. Некоторые куски хореографии не успевал делать. Как под счет – так нормально, а включается музыка – почти сразу начинал отставать. Потом нагонять. Затем снова отставать. В эти моменты я некоторые движения упрощал, чтобы успеть. Элю это бесило. Она говорило, что мы все должны делать одинаково, иначе вместо стройного номера будет «полная лажа».
Мы делали один и тоже кусок много раз, но по-прежнему я не мог стабильно совладать с треком и то тут, то там вываливался из общего ритма. Эля молча раздувала ноздри, наблюдая за моими потугами, и грозно молчала. Эх, стоять мне в финальном рисунке рядом с Семеном – в последнем ряду.
Я понимал, что для отличного результата надо много тренироваться, поэтому с огромным воодушевлением продолжал ходить на уроки и робко, пока про себя, начинал мечтать о выступлениях, баттлах и победах.
Занятие завершилось. Я поднялся по лестнице, покидая полуподвальное помещение студии, и неспеша отправился домой. Эти моменты мною наиболее любимы.
Тело чувствовало приятную усталость. Сил нет, но вместо них всего меня заполняла мягкая радость от движения, работы мышц, от ощущения, что сегодня я стал чуть-чуть лучше.
Все проблемы с учебой, с лабораторными работами, которые теснились в голове до тренировки и досаждали, словно комары, куда-то делись. Вернее, они потеряли свой пугающий размах, уменьшились и отстали.
В палатке на углу я купил банку кваса и, зажав пакет с формой подмышкой, потягивал прохладный напиток. Чувство свободы и неги захватило меня.
– Серега! – громко окликнул меня кто-то. Я развернулся и увидел Миху, который, переваливаясь, спешил ко мне.
Мы с ним дружим еще со школы. Сидели за одной партой. Живем в соседних домах. Миха большой, пухлый и веселый. Школьные оценки всегда мало волновали его, про таких говорят: «Крепкий троечник». Но троечником он был не от того, что учеба ему не давалась или что был глуп. Нет, он просто не любил напрягаться. Не любил делать ничего сверх минимума, за которым стояла двойка и вызов родителей в школу. И институт он выбрал такой, чтобы учиться, не напрягаясь, и чтобы ездить недалеко. И чтобы в армию не забрали.
А что он любил – так это поиграть в футбол, съездить на рыбалку, просто зависнуть без всяких дел во дворе или сквере.
Короче, был Миха типичным жизнерадостным раздолбаем. И моим лучшим другом. Находясь в его компании, я расслаблялся и мог смотреть на жизнь не только через призму логики, целей и планов по их достижению. В нем фантастическим образом уживались чисто русская лень, веселье, и неожиданно мудрый, но вместе с тем интуитивный взгляд на мир, позволяющий принимать правильные решения, не прибегая к заумным расчетам, которые так любил я.
– Серега, стой, – совсем уж близко прозвучал его голос. – Ты со своими танцами совсем спортсменом стал. Уффф, – мой друг запыхался, а потом без всяких предисловий вдруг выхватил банку с квасом из моей руки и сделал большой глоток. – Ну, рассказывай, как там.
Конечно, Миха был в курсе моих занятий. Я его тоже звал, зная, что в глубине своей пухлой души он неравнодушен к танцам. Однако на тренировки надо ходить регулярно. Р-е-г-у-л-я-р-н-о. Это однозначный минус в глазах Михи.
Потом, хоть мы и не говорили на эту тему, мой друг стеснялся своего лишнего веса. Ему почему-то казалось, что из-за своих объемов он обязательно будет выглядеть неуклюжим и все станут смеяться над ним. Это нелепое и ничем не обоснованное утверждение возводило нерушимую стену между ним и танцами.
Мы пошли дальше вместе. По пути я рассказывал о том, как тренировался, о многочисленных особах прекрасного пола, окружающих меня, о суровом тренере Эле. Товарищ внимательно слушал, даже его обычное балагурство притихло, уступив место интересу.
Читать дальше