Питер Кроукрофт - Артур, Билл и другие (Все о мышах)

Что касается обстановки, в которой предстояло жить моим мышам, то, по моему мнению, следовало по мере возможности воссоздать условия зернового склада. Но если бы я сложил для них штабель из мешков, то видел бы их только изредка. Штабель обеспечивал им обилие корма, единообразие среды и прекрасное укрытие. Однако это последнее его свойство меня не устраивало, а потому я создал для своих мышей, так сказать, двухмерный штабель, засыпав пол зерном и расставив по нему маленькие укрытия.

Пол был временно разделен на квадраты с помощью коротких деревянных реек, разложенных на покрашенном цементе. После этого внутри каждого квадрата были по-особому положены дополнительные рейки. Все квадраты отличались друг от друга, но для каждого было использовано одинаковое количество реек. Пшеница была насыпана вдоль реек, как щебень, которым укрепляют железнодорожные шпалы. В результате мыши получали разметку для ориентировки и пищу в любом месте, где бы они ни оказались, а я возможность точно воспроизводить на схеме их передвижения.

На рис. 2 (Fig_2.gif) показано первоначальное расположение реек, причем в центре каждого квадрата помещались ящичек-гнездо из перспекса и поилка. Срезанный правый нижний угол показывает загородку, отделяющую входную дверь и лестницу на второй этаж. Помимо мышенепроницаемой, металлической стенки, этот угол отделялся от остального помещения тяжелыми черными занавесками. По полу я разбросал клочки ваты для гнезда, и помещение было готово к приему мышки-счастливицы. В смутном красном свете нижний этаж выглядел очаровательно. Выкрашенный белой эмалевой краской пол поблескивал между линиями реек, укрепленных золотистым пшеничным зерном. Даже жалко было пускать туда мышь.

Я не хотел изучать напуганную мышь, а потому поймал ее в маленькую клетку, открыть которую можно было, потянув за веревочку. Клетка была осторожно спущена на пол первого этажа и открыта. Теперь мышь могла выйти, когда ей заблагорассудится, а я был готов терпеливо ждать этого момента. Экспериментальных животных надо как-то обозначать. Это была мышь А, и я назвал ее Артуром.

Когда клетка с Артуром была открыта, произошло то, что происходило затем со всеми последующими мышами, безразлично, были ли они самцами или самками. Уже через несколько секунд Артур медленно вылез на пол, пробежал несколько шагов и точно тем же путем возвратился в клетку. Там он тотчас повернулся и опять побежал тем же путем, но на этот раз немного дальше. В результате он очутился возле стены. Пройдя вдоль нее несколько шагов, он повернулся и прежним путем возвратился к клетке.

Последовали новые вылазки, которые становились все более и более дерзкими, так что через пятнадцать минут Артур уже бегал по всему периметру комнаты и начинал понемногу срезать углы. Затем наступил момент, когда он расстался с теперь уже знакомой стеной и приступил к исследованию неведомых внутренних областей. На каждом этапе своих исследований он "поддерживал связь" с клеткой. Позже я установил, что стоило мне во время этой фазы исследования нарочно или нечаянно произвести легкий шум, как мышь немедленно кидалась к клетке, доказывая, что она все время имела четкое представление о том, где именно находится ее убежище.

Известно, что в подошвах мышиных лапок находятся железы, выделяющие жироподобные вещества, и, вероятно, они-то и дают мыши возможность с помощью обоняния точно возвращаться по собственному следу, когда у нее есть на это время. Известно также, что, убегая к убежищу, мышь полагается на свое кинестетическое чувство, на подсознательную память о всей последовательности мышечных движений.

Час спустя Артур доказал, что в его голове уже хранится точный топографический план комнаты: теперь он возвращался к клетке напрямик через неисследованные участки. Когда же я бесшумно поднял клетку к себе, он пришел в большое волнение и принялся бегать по комнате, неизменно возвращаясь к тому месту, где прежде стояла клетка, которую он, по-видимому, пытался отыскать. Затем он оставил эти поиски и продолжил исследование комнаты.

В этой серии простых наблюдений за одиночными мышами, выпущенными на свободу таким способом, правилом было именно немедленное подробное исследование комнаты. Однако среди этих мышей не нашлось ни одной, у которой хватило бы смелости (виноват: чья потребность исследовать была бы достаточно сильно мотивирована) пробежать дальше чем вдоль двух стен, прежде чем вернуться к клетке. Двенадцать метров в неведомое - таков, по-видимому, был предел. Воспользоваться следами своего предшественника ни одна мышь не могла, так как перед появлением нового обитателя комната тщательно обрабатывалась мыльной водой и слабым дезинфицирующим раствором. А мыши имеют обыкновение ходить по чужому следу, и я сильно подозреваю, что при новых заселениях пришельцы руководствуются следами прежних обитателей склада - в этом состоит определенная преемственность мышиной культуры.