Сесил Битон - Зеркало моды

Когда открыли ящик Пандоры и выпустили нечисть наружу, на дне осталась Надежда. В данном случае Надежда имела вид шиншилловой горжетки. Серый с абрикосовым, мартышка, сеточки в шляпных коробках, долгие прихорашивания перед праздником… Пожалуй, я очень виноват перед ней тем, что я на самом деле человек абсолютно не сентиментальный, а, наоборот, сухой и практичный, а потому я прячу в сундуки воспоминания о ней, как она когда-то прятала туфли, страусовые перья или розовый трен, потому что в жизни может пригодиться все. Тетя Джесси меня бы раскусила – всю ее жизнь я был для нее как открытая книга – и была бы на моей стороне.

Неверно полагать, будто наш вкус формируют исключительно эстетичные вещи: нередко их художественная ценность сомнительна. Известно, что даже для великих писателей источником вдохновения служили стихи и проза весьма низкого сорта, Моцарт и Бизе черпали идеи в популярных народных песнях, а Генри Джеймс с упоением внимал старушечьим пересудам. Для меня таким источником вдохновения стали первые увиденные мною в жизни театральные постановки, декораторами для которых выступали люди явно невысокого художественного таланта, но я решительно признаю, как глубоко они на меня повлияли. В начале века было модно подсвечивать сцену янтарными софитами – декорации и костюмы обретали четкость линий, но вот цветовая гамма совершенно терялась. В оперетте, практически без исключения, господствовали пастельные оттенки. В аванзале приюта Мельпомены можно было увидеть мраморные колонны, обои, обюссоновские ковры, гортензии, в нежной темно-розовой гамме. Пастельного цвета наряды украшали и дам, причем в этом однообразии имелись особый шарм и притягательность. В театральной программке помимо непременных рекламных объявлений «Папиросы от Абдуллы», «Туфли от Бейнса» и «Декорации расписаны Харкерами» неизбежно значилось также: «Цветовая гамма Комелли». Кем был этот синьор Комелли, узнать мне так и не довелось, наверно, жил за кулисами такой добрый волшебник, повелитель всего лилового, розоватого и молочно-белого, что имелось в избытке в этом странном театральном мире. Наряды примы были непременно «от Люсиль» – шедевры тончайшей работы. Женщины тогда должны были носить платья-туники с завышенной талией в духе Франции времен Директории, любившей все античное. Платья были длиной до пола, подол заканчивался бисерной бахромой или переходил в шлейф. Люсиль предпочитала нежные ткани, расшитые бисером и пайетками, с тонкими кружевными вставками, двойными узелками, а также гирлянды из свежих роз. Портниха тончайшим образом чувствовала цвет, так что детали, едва ли различимые издалека, тем не менее повергали зрителя в необъяснимую дрожь. Люсиль не гнушалась и прочими красками: иногда оттеняла наряд ярким поясом, добавляла насыщенные лиловые и зеленые тона, могла позволить себе даже кремово-розовый или оранжевый. Наконец, для особых случаев был приготовлен смертельный удар: элемент из черного шифона или бархата с бриллиантовой россыпью по кайме.

В свете Люсиль была известна как леди Дафф-Гордон, она приходилась сестрой романистке Элинор Глин, но нашла собственное ремесло. Сегодня вещи ее работы воспринимаются многими как образчик чего-то будуарно-торшерного, как маскарадный костюм, но в то время работой Люсиль восхищались, и влияние ее на моду было велико. Ей первой из англичанок удалось снискать славу модельера равно в Лондоне, Париже, Чикаго и Нью-Йорке. До наступления эпохи Люсиль парижские портные, по обыкновению, выставляли в витринах совершенно непримечательные манекены: поверх атласных трико с горлом и рукавами надевали наряд от Дусе или Ворта. А все потому, что считалось неприличным оголять части женского тела; Люсиль закрытые черные трико решительно отвергла и наняла живых манекенщиц. Среди них были Хиби и Долорес, прославившиеся благодаря ей на весь свет. Их современник, художник Этьен Дриан, возмущенно замечал, что эти статные красотки в витрине, в платьях с треном и с тюрбанами на голове, напоминают ему нелепых бесстыжих каракатиц.

Лили Элси в наряде от Люсиль, 1910 год

Люсиль была не только новатором – она также стала учителем для нескольких модельеров, в том числе для Эдварда Молинё, который в начале своей карьеры делал для нее эскизы и постоянно торчал в ее великолепном доме на Ганновер-сквер.