Мартин Писториус: В стране драконов. Удивительная жизнь Мартина Писториуса

Хотя я чувствую, как нелегко это видеть Джоанне, я знаю, что на земле нет ни единого другого человека, с которым я мог бы разбирать все это. Я сгорел бы со стыда, если бы кто-то это увидел, мне неловко было бы вытаскивать из чуланов ворох этих воспоминаний на глазах у любого другого. Но в присутствии Джоанны единственное чувство, которое наполняет меня, когда я смотрю, как призрачный мальчик вновь напоминает о себе, – это печаль оттого, сколь жалким было его существование.

Вчера мама сообщила мне, что в гараже хранится еще одна пирамида моих коробок, но мне показалось, что ни она, ни папа не хотят мне их приносить. Я понял почему, когда мы с Джоанной сами нашли их. В то время как коробки Ким и Дэвида были набиты атрибутами подростковой жизни – музыкальными записями и учебными материалами, старыми плакатами и одеждой, – мои, сложенные в углу гаража, пожелтевшие от времени и покрытые пылью, содержали лишь детские игрушки. Казалось, будто жил на свете мальчик и умер, и его жизнь торопливо убрали с глаз долой… а потом я вспомнил, что так и было.

– Погляди-ка сюда! – говорит Джоанна, втащив одну из коробок в дом и открыв ее.

В ее руках – многоцветная мягкая игрушка.

– Его звали Попл, – тихо говорит мама.

Я смотрю и вижу, что она стоит на пороге, словно боясь войти в комнату и увидеть все то, что мы распаковываем.

– Это был любимец Мартина, – добавляет она.

Я смотрел на игрушку, пытаясь вспомнить то время, когда оранжевая плюшевая собака с ярко-зеленой шерсткой, красными ушами, фиолетовым носом и голубыми лапами была самой моей любимой игрушкой в этом мире. Мне хотелось вспомнить столь многое! Как было бы здорово иметь воспоминания, какие бывают у других людей, и понять, каково это – быть ребенком, который настолько любит игрушку, что не может с ней расстаться. Но сколько я ни старался, я так и не смог найти в себе ни тени воспоминаний. Ничего – даже самого крохотного образа, за который я мог бы уцепиться.

Однако меня согревала сама возможность увидеть связь с прошлым, в существовании которого я сам порой сомневался, хоть и знал, что для моих родителей это было болезненным напоминанием о том, что они потеряли. Пока мама стояла рядом со мной, а Джоанна распаковывала другие коробки – с деревянной лошадкой, которую подарил мне Джи-Ди, с телеграммой, сообщавшей о моем рождении, со школьными учебниками, – я чувствовал, как она расстроена. Мама ничего не сказала, когда Джоанна нашла листок разлинованной по линейке бумаги из блокнота на дне одной коробки. Это было письмо, которое я отсылал Санта-Клаусу, когда мне было 8 лет, со словами, донельзя аккуратно выведенными на странице. Я читал его медленно, пытаясь услышать самого себя в словах, которые написал так давно.

Дорогой Дед Мороз!

Спасибо тебе за наши подарки в прошлом году. Они были как раз такими, какие я хотел. А вот еще некоторые вещи, которые я хотел бы получить на это Рождество: спидометр, скейтборд, конструктор «Меккано», космический «Лего», бутылку для воды, которая цепляется на велосипед, солнечную батарею, машинку с радиоуправлением.

Дед Мороз, я попрошу папу оставить включенными огни на рождественской елке. Дед Мороз, в своем списке я упомянул «Меккано». Если ты решишь подарить мне «Меккано», пусть это будет электронный «Меккано», ладно?

Твой преданный получатель подарков, Мартин Писториус

PS: Если смогу, я оставлю тебе что-нибудь попить в бокале и какое-нибудь угощение. Я попрошу папу оставить зажженными огни на елке. Свои чулки мы оставим там же, где елка.

PPS: А еще набор уоки-токи.

Глядя на это письмо, я ощущал одновременно и печаль и радость – печаль оттого, что я не могу вспомнить, как был этим счастливым маленьким мальчиком, и радость оттого, что когда-то был им. Потом я перевел взгляд на мать и увидел, что лицо ее закаменело, когда она слушала эти слова. Все мы молчали, пока Джоанна аккуратно складывала записку, возвращала ее в коробку и накрывала крышкой.

– Может быть, на сегодня хватит? – спросила она.

Теперь мы вновь вернулись в комнату с коробками, и я смотрю на ту, в которой лежит мой «Лего». Когда Джоанна открывает ее, я вижу массу деталей: одни из них крохотные, другие большие, одни сломаны, а другие покрыты грязью. Их так много, что коробка полна почти доверху, но я знаю, что таких есть еще по меньшей мере две.

– Эти игрушки всегда были твоими любимыми, – говорит мама. – Ты так любил с ними играть! Ты часами просиживал здесь, строя что-нибудь из конструктора. «Лего» нравился тебе больше всего на свете. Ты был таким умненьким маленьким мальчиком…