Том Кокс - Под лапой. Исповедь кошатника

Меня распирало от гордости: коротышка, которого я, как мне казалось, спас из мрака Ромфорда, превратился в самоуверенного крепыша. Считалось, что Шипли, по сути, мой кот, а Ральф – кот Ди. И будучи главным опекуном Шипли, я любил слушать о том, как прошел его день, например, «Уа-а-а-карап-пл!» («Опять чертов дождь – а ну-ка быстро протри мне лапы!») или «Ау-у-ми-уики-уики-япи-и-ми-уик-яп!» («Я-пошел-на-улицу-а-там-гусь-он-так-гакнул-я-не-могу-его-съесть-как-других-мышек-с-крыльями»). Если я был слишком занят, чтобы выслушивать новости, Шипли прибегал к более серьезным мерам: впивался зубами в первый попавшийся на моем столе документ, и неважно, что от этой бумажки будет зависеть мой доход в следующем месяце.

Как-то раз я, не обращая внимания на жалобы Шипли об опустевшей автоматической кормушке, с бесчувственным видом пошел заваривать себе чай, а вернувшись, обнаружил кучу вредоносных отходов на черновике моего мистического рассказа о парне, который живет у реки и выгуливает собаку соседа. Видимо, таким образом Шипли хотел сказать, что диалоги в произведении притянуты за уши, вымышленные моменты неправдоподобны, а над подачей сюжета еще работать и работать. В общем, его критика оказалась суровой и взыскательной. Где-то через месяц, во время традиционного пожевывания газеты «Дейли миррор», Шипли выдрал из статьи слово «чепуха» и бросил клочок мне под ноги – наверное, в качестве постскриптума.

Способность громко составлять новые слова пригодилась Шипли в январе 2004 года, когда он умудрился забраться в почтовый фургон. Наш почтальон Дейв, добрый парень с сильным норфолкским акцентом и привычкой заходить без спроса к нам в гостиную, чтобы произнести восторженный монолог по поводу ранних альбомов «Deep Purple», проехал почти пару километров в сторону Нориджа, как вдруг услышал тявканье из-за своего сиденья. Сначала он подумал, что это симпатяга Тэнси, пес нашей соседки Дженни, помесь терьера и спаниеля, но обернувшись, вздрогнул – пронзительным взглядом любознательных глаз на него смотрел мускулистый черный кот. Тем не менее Дейва это не удивило, да и нас тоже: Шипли всегда питал нежные чувства к работникам почты.

– Он уже несколько месяцев охотится за моими посылками, – сказал Дейв. – За эту неделю два раза выгонял его из фургона. Хорошо, у него громкий голос – дизельный двигатель перекричать нелегко.

Судя по рассказу Дейва, в крике Шипли не слышалось ужаса или опасения. Он, скорее, радовался их совместному приключению и вежливо интересовался, ждут ли его в конце пути лакомства со вкусом курицы.

Я давно понял, что Шипли не занимать котонадменности. Он не обладал взъерошенной красотой Ральфа, хитростью Медведя или способностью Джанета стойко переносить превратности судьбы, зато в энергичности ему не было равных. Наше новое место жительства располагало к пешим переходам, а раз Шипли вдруг обнаружил в себе навыки охоты и любовь к путешествиям, я стал брать его с собой в прогулки по окрестным лугам. Я не посмел оскорбить Медведя предложением присоединиться к такому легкомысленному времяпрепровождению, к тому же у него и так появилось новое страстное увлечение: забираться на крышу домика Ричарда и Кэт, под который тот переоборудовал конюшню, и, прижавшись мордой к застекленной крыше, с тоской смотреть на них сверху вниз. Джанет тоже где-то пропадал – наверное, пытался подружиться с местной лисой. Впрочем, я не хотел выставлять Шипли своим любимчиком и позвал с нами Ральфа.

Честно говоря, я сомневался, годится ли Ральф для ходьбы в быстром темпе – и не только из-за того, что он начнет завывать из-за малейшей перебранки с шетландским пони или джек-рассел-терьером. У меня было такое чувство, что после смерти Брюера Ральф решил продолжить дело брата – в плане убийственной охоты. К счастью, пока он более-менее сдерживался, и мои суеверия по поводу зловещего прошлого Стейз-коттеджа – а здесь когда-то был причал, на котором торговцы мясом развешивали туши охлаждаться, – были напрасны.

Правда, с некоторых пор я заметил его более чем мимолетный интерес к двум лебедям, которые каждое утро кружили у гостиной в ожидании хлебных крошек, но Ральф явно недооценивал масштабы ситуации. Он наблюдал за лебедями с берега, и почти две трети их тел были скрыты под водой или за каменным выступом. Тем не менее для Ральфа они оставались большими птичками, хоть и не такими большими, как на самом деле, а памятуя о Брюере и пойманном им фазане, он наверняка уверял себя, что без проблем справится с этими двумя ( см. ниже ). И точно, не успели мы добраться до ступенек в конце тропинки, ведущей к лугу, как Ральф краем глаза заметил молочно-белые крылья и пустился к реке.