Би Уилсон - Еда. Отправная точка. Какими мы станем в будущем, если не изменим себя в настоящем?

Когда вы вкладываете всю душу, чтобы накормить кого-нибудь, у вас возникает потрясающее чувство. Поэтому неудивительно, что мы возлагаем на еду столько надежд.

Такая любовь может вести к разным развязкам. Идеально, если вы проявляете свою любовь к ребенку, когда тщательно выбираете продукты, которые ему подходят.

Как приятно сознавать, что в холодный день у ребенка есть с собой термос с домашним супом, особенно если на вас давит чувство вины из-за того, что нет возможности приготовить горячий обед. Но выражение родительской любви с помощью еды не всегда оказывается столь эффективным. Радость, которую родители испытывают от кормления, кажется такой искренней, и мы думаем, что это неотвратимо приведет нас к пониманию определенных потребностей ребенка. На самом деле мы только уходим в другую сторону.

На протяжении многих столетий детей заставляют доедать все, оставляя чистую тарелку.

Для некоторых это превращается в унизительное сражение: ребенок несколько часов сидит над тарелкой давно остывшей еды, а родитель заставляет его съесть ненавистное блюдо. Такое положение никого не доводит до добра, особенно если принуждают есть что-то ненавистное.

Детство Шарля Фурье (1772–1837) проходило во французской провинции. Хрупкий мальчик четко осознавал, что хорошо и что плохо, в его воспоминаниях о детских годах преобладает «тирания» школьных учителей и родителей в отношении питания. «Меня столько раз пороли из-за того, что я отказывался есть турнепс, капусту, ячмень, вермишель и другие моральные пилюли, которые вызывали у меня тошноту, не говоря уже об отвращении» {231}. Фурье вспоминал, что иногда ему приходилось есть под присмотром учителя. Однажды он пытался выбросить турнепс, к которому испытывал стойкое отвращение, но учитель поймал его на этом и заставил съесть испачканный в пыли овощ.

Дома отец заставлял доедать нелюбимую еду. Однажды отец вынуждал маленького Шарля есть лук-порей до тех пор, пока ребенка сильно не стошнило. Это оставило сильное впечатление на всю жизнь. Фундаментальным в его учении стал постулат, что никого нельзя заставлять что-то делать без его собственного желания. Он мечтал об утопическом месте – Гармонии, где вместо хлеба, как главного продукта, на столе смесь фруктов и сахара, которые так любят дети. Фурье считал, что заставлять ребенка есть еду, которую он терпеть не может, является формой насилия над ним.

Однако воспоминания старшей сестры, Любин, выглядят несколько иначе. У Шарля было четыре старшие сестры, и он был баловнем в семье, любимчиком отца. Любин вспоминала, что строгость их отца, когда дело касалось питания Шарля, была проявлением особой нежности. Она отмечала, что ее брат был «очень деликатен в отношении к еде». Папа пытался приучить его оставлять тарелку пустой с посылом вроде: «никто не знает ситуацию, в которой можно оказаться в жизни» {232}. Он принуждал его есть, чтобы подготовить к встрече с жестоким миром, поскольку он любил его так, как только можно любить единственного сына. По словам Любин, когда он увидел, что его горячо любимого сына стошнило, он пожалел о своем поступке и пообещал, что разрешит ему выбирать еду. Но для юного Шарля уже было поздно. Он так и не простил отцу жестокость и больше не брал в рот лук-порей.

Сколько же родителей и детей годами страдают в подобных конфликтах? Все начинается с того, что хрупкий ребенок начинает отказываться от еды. Родителей беспокоит, что они не могут обеспечить свое чадо полезными продуктами.

Пытаясь принуждать, родители доводят ребенка до отвращения к пище. В конечном счете не выиграет никто, не важно, съедена еда или нет.

Такое поведение родителей выглядит чудовищным, но так сложилось исторически: оно основано на естественном страхе дефицита продуктов. Для счастливчиков, которым повезло жить во времена послевоенного изобилия, сложно представить себе, почему предыдущие поколения испытывали ужас перед мыслью о пище, отправляемой в отходы. Вид отодвинутой на край тарелки питательной еды никогда не был приятен, но на протяжении мировых войн и периода Великой депрессии между ними это выглядело как кощунство. В 1940 году газета The Times вышла с редакторской статьей на первой странице, где утверждалось, что выбрасывать еду – это преступление. Моя бабушка родилась в 1908 году, и каждый раз, когда мы ели картошку в мундире у нее в гостях, она любила повторять такой стишок (полусерьезно-полушутливо):