Array Сборник статей - Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике (сборник)

Господствовавшая во Франкфурте в 1860 г. политическая культура и ее воздействие на общество были таковы, что, как пишет Бёме, город жил в постоянном конфликте между Сенатом и Законодательным собранием (Böhme 1968: 235). Кроме того, углублялся социальный “раскол в городе. Патрицианские семьи, денежный патрициат и еврейские крупные финансисты задавали тон в обществе и в политике, будучи отделены от буржуазно-либеральной элиты, с которой они, однако, были вынуждены сотрудничать. А от них, в свою очередь, был отделен низший слой буржуазии, образ действий которого был «демократическим», но который не имел никакой связи с рабочим движением, набиравшим обороты начиная с 1859 г.” (ibid.: 236).

Правящий класс жил хорошо, пользуясь благоприятными обстоятельствами, постоянным присутствием Федерального собрания (союзного сейма немецких князей) в городе. Даниэль Генрих Мумм, первый бургомистр после 1866 г., оглядываясь впоследствии назад, назвал это состояние своего рода “блаженной самодостаточностью” (Forstmann 1991: 384).

После распада Священной Римской империи германской нации Франкфурту не пришлось отказываться от прежнего самопонимания: он все еще мог рассматривать себя как главное место политических форумов в Германии и как важный в экономическом плане центр ярмарок и финансовых операций. Об утрате статуса имперского города, подчиненного непосредственно императору исчезнувшей теперь империи, жалеть не приходилось, потому что после 1815 г. постоянное присутствие Бундестага превратило благополучную жизнь Франкфурта в роскошную и сформировало соответственную общественную атмосферу:

Жизнь высокооплачиваемых дипломатов Бундестага не только придавала вольному городу внешний блеск, была не только источником [его] благосостояния, но также оказывала непреходящее влияние на его социальный организм. Ведя одинаково аристократический образ жизни, дипломаты Бундестага и крупные купцы слились в невиданное ранее во Франкфурте однородное общество, которое своими дорогими экипажами, изысканными обедами, зваными вечерами и блестящими балами изображало маленький высший свет (Klötzer 1991: 322).

Социальное общение во Франкфурте определялось не высотой духа и интеллекта, а “настроением, изяществом и блеском, но не без мещанского уюта” (ibid.). Франкфуртская элита, таким образом, была тесно связана с политической группой – дипломатами Бундестага, от которых вольный город был политически зависим. Эта пространственная и личная близость порождала отношения лояльности, из-за которых положение города в ситуации политического кризиса между Австрией и Пруссией было оценено неверно. В соответствии с традицией и как столица Германского союза, главой которого был австрийский император, Франкфурт принял сторону Австрии и поддерживал ее в Бундестаге. Неправильно оценив свое положение, город заявил о политическом нейтралитете, когда между Австрией и Пруссией началась война, закончившаяся в пользу Пруссии. Франкфурт, где существовала и пропрусская партия, был завоеван пруссаками и с 1866 г. превратился в провинциальный прусский город.

Во Франкфурте правящая элита в силу своей близости и разнообразной – в том числе экономической – зависимости от Федерального собрания уже не могла вести себя с такой же самостоятельностью и такой же гибкостью, какие проявил Гамбург, в самом главном тогда вопросе регулирования границ, который звучал так: как можно сохранить автономию города?

Но захват Франкфурта Пруссией не следует понимать как результат какого-то неправильного решения, которое могло бы оказаться и иным: он был предопределен логикой царившей в городе констелляции власти.

Лишившийся власти правящий слой заботился прежде всего о собственных экономических интересах, а они были связаны с финансовым рынком. Значительную роль в том, что Франкфурт упорно держал сторону Австрии, сыграли давние и интенсивные политические, а также экономические связи между ними. Среди банкиров и биржевых дельцов никто (за исключением Бетмана и Мецлера) не ориентировался на развивавшиеся новые отрасли индустрии. Антииндустриальная политика, с одной стороны, защитила город от модернизации, от фабрик и от рабочих, но одновременно привела к застою и проявила неспособность Франкфурта регулировать границу в соответствии с новыми обстоятельствами.

На тот момент, когда Франкфурт в 1866 г. отошел к Пруссии, его общество было расколото по нескольким линиям, так что у буржуазии не было других крепких связующих уз, кроме памяти о славном прошлом и скорби по поводу утраты независимости. Не было ничего, что объединяло бы всех граждан и могло бы связывать прошлое с неким возможным будущим. Нельзя было построить будущее ни с помощью воспоминания о временах империи или Княжеского союза, ни с помощью обращения к традиции Конституционного собрания в церкви Св. Павла в 1848 г.: жители Франкфурта были свидетелями его краха. В Гамбурге же, как будет показано в дальнейшем, когда город оказался в столь же опасной ситуации, что и Франкфурт, такие объединяющие всех узы существовали.